Больно не будет. Ольга Вечная
террориста, и вовсе не доверял якобы милым психологам.
Бойцам нужно было поднять жалюзи, чтобы смог работать снайпер. И по возможности освободить побольше людей. Каким-то образом они выяснили пристрастия вожака, выбрали парня, который в его вкусе. Попытались обыграть.
Смело, абсурдно! Он вызвался сам.
Если бы штурм начался, когда мы все находились внутри, процент выживания был бы явно ниже ста.
Я честно рассказала, как всё было, и врачу, и начальнику Ярослава, солидному мужчине по фамилии Тодоров. Да, следовало бы скрыть факт моей глупости. Мне велели смотреть в пол, но я не послушалась. И он за это пострадал. В ходе драки он получил сотрясение, двойной перелом нижней челюсти, на которую пока наложили шину и которую планируют прооперировать через пару дней. Прогнозы благоприятные: после всех манипуляций и реабилитации он сможет говорить и есть твёрдую пищу. Хоть бы это так и было!
Руководству Ярослава понравилось, что я не стала выгораживать себя, – наоборот, старательно оправдывала их спеца, требовала его наградить. Мне разрешили его навестить в больнице, где я столкнулась с его родителями. И снова всё честно рассказала. Они имеют право знать, что их сын – герой.
Если отец отнёсся с пониманием – он тоже при погонах, – то мама выволокла меня за волосы из палаты и пожелала всего самого страшного. Она была на эмоциях – я её не виню.
Вечером мне позвонили с незнакомого номера и сообщили, что Ярослав не спал и был свидетелем сцены в палате. Ему понравилось, что я пришла. И если я хочу, то могу проведать его ещё раз, чтобы пообщаться без свидетелей.
Он слегка приподнимается, и я подтягиваю подушку повыше, чтобы он мог принять более удобное положение полусидя. Пульс стучит в висках, я всё время смотрю ему в глаза, пытаясь прочитать мысли. Что, если он меня ненавидит? Презирает? Ассоциирует с болью?
Если бы мне не позвонили прошлым вечером, я бы не решилась прийти снова.
Что-то нужно сказать. Поблагодарить? Его глаза немного мутные, да и в общем он выглядит неважно: сильный отёк на лице, губы синие, челюсти в прямом смысле намертво сцеплены шиной. Для закрепления эффекта подбородок зафиксирован пращей.
– Можно я просто посижу с тобой немного? – наконец, спрашиваю. Он выглядит удивлённым, но кивает. Я пододвигаю табуретку ближе к изголовью, присаживаюсь. Это хорошо, потому что колени рядом с ним дрожат. Всё это время я держу его за руку. Наверное, у него температура, он такой горячий… как солнышко.
– Может быть, позвать доктора?
Он отрицательно качает головой.
– Только скажи, и я мигом.
У него половина лица перебинтована, а глаза улыбаются. Они тёмные, почти чёрные, ещё и зрачки расширенные – смотрю в них, словно в самую ночь.
Он одет в белую майку, лежит под одеялом. Палата отдельная, здесь даже уютно. Его отец – какая-то шишка, которая может себе позволить купить лучшее лечение. Боже, его отец – шишка, он мог бы отдыхать где-нибудь на Бали, а не устраивать стриптиз перед кучкой неадекватов.
Тем