Фанера над Парижем. Людмила Милевская
полюбовалась на Лелины наряды. Кстати, она не лгала, счастливица действительно ни в чем не знала отказа: ах, эти вечерние туалеты, эти сумасшедшие шубы! Сердце заныло в моей груди… Впрочем, речь тут не о моем сердце.
Я задумалась. Все комнаты пусты, везде, где можно спрятаться, я побывала: побывала и там, где спрятаться невозможно. И все же нет удовлетворения в моей душе, и здесь что-то явно не так. Что не так?
Сама Леля. Она была странная, чтобы не сказать больше. Напряжена, взвинчена. Хоть она и старалась из последних сил казаться спокойной, но лицо и руки выдавали ее: на лице мелькало выражение то растерянности, то страха, то боли, а руки все время нервно теребили различные предметы. Временами же Лелю просто прорывало. Как это понимать? Сначала она вопреки здравому смыслу притащила меня наверх, а теперь вдруг как закричит не своим голосом:
– Ну что? Ты видишь? Видишь? Здесь нет никого! В квартире я одна.
– Нас двое, – спокойно напомнила я, подходя к туалетному столику и с интересом изучая косметику: длинный ряд флаконов, выстроившихся у зеркала. Я выбрала самые дорогие духи, приоткрыла хрустальную крышечку, понюхала терпкий аромат и спросила:
– Не возражаешь?
Леля застыла с каменным лицом.
– Спасибо, – сказала я, щедро орошая себя духами. – Ты права, мне показалось. Здесь действительно никого нет, но что, голубушка, с тобой творится? Как странно твое поведение.
Леля мгновенно взяла себя в руки, натянула на лицо маску невозмутимости, грациозным движением забрала из моих рук флакон, тоже оросила себя духами и вальяжно произнесла:
– Ерунда, критические дни, вот нервишки и пошаливают, а в целом я спокойна, как слон.
Едва она успела это сказать, как зазвонил телефон, стоящий здесь же, на туалетном столике. Леля, подпрыгнув, взвизгнула так, что и меня будто током прошило. Флакон выпал из ее рук, но не разбился, а покатился по пышному ковру, извергая удушливый аромат.
– Черт возьми, – рассердилась я, – ты кого угодно доведешь до истерики.
Леля же не слышала ничего, она дикими глазами смотрела на аппарат и пятилась от меня, как от гремучей змеи, приговаривая:
– Нет, нет, нет…
– Что «нет»? – сказала я и подняла трубку. Это был приятный мужской голос, очень низкий, волнующий, с обвораживающей хрипотцой.
Век бы с таким болтала.
– Ты надумала, детка? – спросил голос. – Времени осталось немного.
– Сколько? – спросила я, и в трубке сейчас же раздались гудки.
Вслед за этим что-то мягко шлепнулось на ковер – это была Леля.
– Все ясно, – сказала я и отправилась в ванную.
Там я набрала полный стакан холодной воды, которую и вылила на ее голову. Бедняжка открыла глаза и жалобно посмотрела на меня.
– Как ты себя чувствуешь? – взволнованно спросила я.
– Нормально, говорю же, критические дни, – ответила Леля и бодро вскочила на ноги. – Кто это был? – делая вид, что ничего не произошло, равнодушно поинтересовалась она.
Что ж, я ответила.
– Преступник,