Памятью сердца в минувшее…. К. Г. Левыкин
после удара или натужного жима которых стрелка подпрыгивала до самого верха и раздавался громкий звонок. За этими пределами сила была уже неизмерима. Победители получали подарок – керосинку, примус, сапожную щетку или что-нибудь еще негожее, но неожиданное и потому удивительное, чем победители были всегда очень довольны. А в другом балаганчике рыночной публике тоже за пятьдесят копеек предлагали испытать свою ловкость и глазомер. Здесь надо было с расстояния трех-четырех метров суметь накинуть маленькое колечко на рукояти воткнутых в стенку ножей. Пятьдесят копеек стоили надутые в кипящем масле тощие китайские пирожки. За ловкими действиями китайских пирожников мы наблюдали с таким же интересом, как и за силачами на аттракционах. Слушали их рекламные, почти не на русском языке, речитативы. Понятно было только одно: «Люб ля пара, люб ля пара». Но мы пирожков не покупали, а покупали в конце экскурсии по рынку, по коробочке на двоих, мятные драже под названием «Пектус» и успевали их съесть по дороге до школы.
Из дому мы выходили всегда загодя, и времени у нас хватало походить по рынку, не пройти мимо огородов и успеть поиграть перед уроками на школьном дворе в салочки, чехарду. А девчонкам хватало времени напрыгаться через веревочку. Тут наши региональные ватаги сразу распадались, и на вид неорганизованное бушующее ребячье сообщество разбиралось по классам. Наконец, мы становились в линейку и поочередно заходили в школу. В этот-то момент и возникала снова тревога за предстоящий диктант или вызов к доске.
У меня сохранилась фотография нашего четвертого «Д». Классным руководителем у нас тогда стала Анна Ивановна, фамилии которой я, к сожалению, не запомнил. Была она очень толстой и строгой женщиной, мне кажется, что строгое выражение ее круглого лица в очках, запечатленное на фотографии, никогда не менялось. Неестественно грузное ее тело не давало ей возможности быстро передвигаться. По этой причине она не могла контролировать наше поведение на внешкольных и внеклассных занятиях и развлечениях. Но в классе, на занятиях она была строгой хозяйкой и учительницей. Наверное, благодаря ей я в конце своего четвертого года обучения вышел твердым хорошистом по всем предметам. После перевода в другую школу я больше никогда не встречался с Анной Ивановной и не имел возможности поблагодарить ее. Но память о ней сохранил до сих пор.
Жизнь развела меня со всеми моими однокашниками по сорок восьмой школе с той поры, как ее прекрасное здание передали военному ведомству. Изредка после этого мы еще встречались на улице. Иногда, встречая бывших соучениц уже красавицами, статными девушками, подходить к ним я не решался, не напоминал о себе по причине робости, но вместо истинного чувства симпатии вдруг громко издалека выкрикивал вслед им бестактные грубости. За них потом было стыдно. А им было невдомек мое так глупо скрываемое восхищение. Не знаю теперь, где я могу их встретить и смогу ли когда-нибудь попросить прощения.
А вот