Башни земли Ад. Владимир Свержин
вариант. Джиакомо Аттендоло – основоположник династии Сфорца. Но, скажем так, вариант очень резервный. Одно дело – храбрый кондотьер, хотя и весьма толковый. И совсем другое – великий герцог Запада. Но тут надо либо что-то делать с Анной, либо не прими за каламбур, поставить крест на Жане Бесстрашном и радоваться, если он не окажется по ту сторону поля боя.
– Я так понимаю, пока казначей оплакивает матценности, с которыми ему предстоит расстаться, у нас есть время заняться Анной.
– Пожалуй, да. Как минимум надо с ней встретиться без лишних глаз. Кстати о глазах. Куда девался юный де Буасьер?
– За рубашкой уметелился, – усмехнулся Лис. – Правда, за это время уже можно было вырастить лён и из собранного урожая сваять новых рубашек, но мало ли? Может, какая бургундская дама остановила мальчика, дабы полюбоваться его торсом. А! Вон он. Кстати, в рубашке. И, шо показательно, в портках.
– Монсиньор, – едва приблизившись, начал детинушка. – Моя троюродная пра-пра-прабабушка хотела бы свидеться с вами.
– Пра-пра-пра, – линий раз уточнил Лис. – Ты ничего не путаешь?
– Нет, – обижено замотал головой Кристоф. – Но сегодня уже вечер. Завтра – суббота. Стало быть, в воскресенье, если вашей милости будет угодно…
Кадил удивлённо посмотрел на напарника:
– Пожалуй, будет угодно…
Глава 6
«Гостю следует держаться так, чтобы хозяин чувствовал себя как дома».
Тамерлан ехал по городу на роскошном туркменском жеребце, покрытом богатым ковром. Не раз и не два Великому амиру доводилось въезжать в побеждённые города. Всякому было известно, что ещё со времён Чингизхана в Орде властвует военный обычай. Если город добровольно открывает ворота и соглашается платить дань, любой грабёж, любое насилие против жителей приравнивается к преступлению против хана. Османские сипахи и янычары рыскали по улицам и площадям вечного города, бросая на горожан яростные взгляды, но не решаясь открыто нарушить указ Железного Хромца. Для особо ретивых грозным напоминанием служил десяток отсечённых голов, выставленных на пиках перед императорским дворцом.
Тамерлан любовался величием огромного города, вернее остатками его величия. После нашествия крестоносцев две сотни лет назад Константинополь так и не смог вернуть себе прежние богатство и могущество. Но все же, даже в таком не праздничном виде, город потрясал красотой древних храмов, огромных цирков, стройностью колонн и величием статуй.
«Конечно, – рассуждал Тимур. – Аллах запретил изображать человека, но ведь эти прекрасные изваяния сделаны до того, как правоверные узнали о воле Аллаха, милостивого, милосердного». Он внимательно выслушивал Хасана Галаади, переводившего слова императора Мануила, любезно вызвавшегося показать владыке тартарейцев ромейскую столицу. Слушая рассказы о прежней славе кесарей-василевсов, Тимур степенно кивал, то и дело бросая взор на императора. Османы в один голос говорили, что тот, по неведомому повелению свыше, похож на самого пророка Магомета. Великий амир