Хата за околицей; Уляна; Остап Бондарчук. Юзеф Игнаций Крашевский

Хата за околицей; Уляна; Остап Бондарчук - Юзеф Игнаций Крашевский


Скачать книгу
отдай». – А я ей и говорю: «А если б твои кто взял?» Покраснела, молчит. – «Скажи, – говорю, – лучше, чьи они? Ты ведь знаешь». Посмотрела, покачала головой. – «Новые, – говорит, – не знаю… не знаю… не наши, у наших таких ведер нет… Они куплены, но не здешней работы…» – А мне и довольно, я думал, да и догадался, что они ваши. Потом пришла еще Григорьева жена, как начали калякать, так вот и стемнело. Я набрал воды, да и принес.

      – Спасибо тебе, Янко! Эх жаль, нечем тебя попотчевать…

      – Не надо меня потчевать, – перебил юродивый, – меня хоть бьют и гоняют из избы, а все-таки накормят… Э, да у вас тут так пусто, – прибавил карлик, пристально посмотрев кругом.

      – А где нам взять? – сказал цыган. – Все, что видишь, все я сам сделал, на своих плечах таскал. Теперь что дальше, то хуже, сердце надрывается, как подумаешь… А что делать, чем пособить?

      – Что и говорить! – тихо заговорил Янко. – Я тоже знаю. И тут как ни бейся – ничего не сделаешь.

      – Надо сделать, – сурово заметил хозяин.

      – Надо, ха, ха! Надо! Кто тебе поможет? Из чего ты выстроишь кузницу?

      – Возле кирпичного завода много кусков валяется, снесу их сюда понемногу и начну строить.

      – Ну, ну, а дальше что? Кто горн сделает?

      – Печник из Рудни.

      – Даром?

      – Нет, неделю поработаю у кузнеца, кузнец заплатит печнику.

      – Ну, а дальше? Думаешь, я кузницу не видел! Ого, го, го! Бывал я на ярмарке и в Рудне, и в Пятковичах, и в Чумарах, видал я всякие кузницы, и жидовские, и цыганские, и христианские.

      – Целый год буду работать днем и ночью у кузнеца, заработаю хоть на старые меха, наковальню, клещи да кусок железа.

      – А жена?

      – Пойдет на заработки, – быстро подхватила Мотруна.

      – А там оба по миру пойдете? Ну, так это еще хуже!

      – Эх, дай только кузницу поставить, куплю угля, примусь за дело, и один, другой проезжий похвалит в корчме мою работу, а приедет транспорт в гололедицу, придет пора с сохою ехать в поле…

      Янко качал головой.

      – Та, та, та! Так вы не знаете наших ставишан, – сказал он. – У них, как у евреев, когда херим, так херим[19]. Может быть, в старину так и было бы, а теперь нет, не те времена, теперь вы и с голоду помрете…

      Мотруна вздохнула, Тумр потупился.

      – На ставишан не надейтесь, – сказал Янко, – они уже сходились, и руки давали, и сговаривались, и водкой запивали, я их знаю. Зашел бы кто в твою кузницу, да на другой же день невесть куда прогнали бы. Вот узнай только кто-нибудь, что я был тут и говорил с вами – домой не пустили бы, ей-ей! И хату заперли б, а там делай, что хочешь…

      – Тебе так кажется, Янко.

      – Пусть кажется. Коли мое не в лад, так я со своим назад. Не слушайте Янку-дурака! На то он дурак, чтоб его не слушали. Я все-таки скажу вам, что коли что-нибудь взбредет в мою голову, как начну говорить, так не сегодня, то завтра, а на моем станет. Вот как старого-то Лепюка привезли сюда на кладбище, а потом как позвали молодцов на двор, тотчас я и сказал себе: будет кузница, да хлеба не будет.

      Мотруна


Скачать книгу

<p>19</p>

Херим – религиозная клятва евреев. Она произносится только в важных случаях и соблюдается чрезвычайно строго.