Конкурс красоты в женской колонии особого режима. Виталий Еремин
разбора.
Кажется, он не одобрял решения вышестоящего начальства пустить сюда американку. Он вообще немного нервничал, посматривал на часы, переглядывался со Жмаковой и Гаманцом. Ставская и Брысина должны были приехать утром, это крайний срок, а сейчас уже вечер.
Открылась дверь, на пороге стоял надзиратель.
– Товарищ подполковник, в клубе драка.
Ледневу показалось, что Корешкова это сообщение не удивило.
– Каткова?
– Да, с Мосиной, – подтвердил надзиратель. – Потаскали друг друга за патлы.
– Потанцевали, называется, – с сарказмом произнес Корешков. – Мосину в изолятор – до утра. А Каткову – сюда.
Надзиратель кивнул и тихонько прикрыл за собой дверь.
– Драки у нас, к сожалению, довольно часты, – сказала Жмакова. – В мужских колониях дерутся гораздо реже.
Корешков снова посмотрел на часы.
– Объявлять побег? – спросил Гаманец.
– Не надо торопиться, – ответил подполковник, прихлебывая чай.
Зазвенел внутренний телефон. Корешков снял трубку.
– Приехали? – в голосе подполковника прозвучало облегчение. – Ну, давай сюда, а то мы тут все жданы съели.
Через несколько минут в комнату вошли Ставская и Брысина.
– Ездили к ее гражданскому мужу, – коротко объяснила Ставская.
– От маршрута отклонились. Время перебрали. Пиши объяснительную, – сказал Корешков.
– Гражданин начальник, – воскликнула Брысина, – лучше меня накажите!
Корешков сказал с шутливым возмущением:
– Вот так у нас всегда. Тамара Борисовна – человек, а остальные – изверги. Иди, Брысина.
Валька озадаченно помялась и вышла.
В сопровождении надзирателя появилась Каткова, под глазом фингал, лицо поцарапано.
– Мосина требует московского гостя, – сказал надзиратель. – Говорит, разговор есть. В случае отказа, грозит вскрыться.
– Осмотрите Мосину, как следует, – распорядился Гаманец.
Надзиратель кивнул и вышел.
– Ну, что, Лариса, потанцевала? – начал Корешков. – Лишу-ка я тебя ларька еще на месяц. Но если хорошо сыграешь на концерте, взыскание будет отменено.
Каткова скривилась:
– Не знаю, смогу ли я когда-нибудь отплатить вам за вашу доброту.
– Лариса, не паясничай, – одернула ее Ставская.
– Тамара Борисовна, – обратилась к ней Каткова. – Я действительно не нуждаюсь в поблажках. Заслужила – сажайте. И, между прочим, я тоже хочу поговорить с психологом, – прибавила она, глядя в глаза Ледневу.
В дверях снова возник надзиратель:
– Вскрылась все-таки Мосина.
Мосиной наложили швы, но не сказали, что дадут побеседовать с Ледневым. Оставили в санчасти одну, и там у нее случился истерический припадок. Она сорвала швы и чуть не истекла кровью.
С ней разрешили поговорить не больше трех минут.
Фаина лежала на больничной койке под капельницей, бледная,