Геном неизбежности. Анатолий Заюков
улыбаться:
вот где в чести – уж, замуж, невтерпёж.
Мой пир ужо куда от их скромнее.
Одним равны мы разве ж – коньяком.
В одном равны: нет родины милее.
А так – теперь живём особняком.
Грузин в Москве умеет делать деньги.
И потому вино у них рекой.
А я сижу, где шапка мне по Сеньке.
На них гляжу и рад, что я другой.
Я – русский, чем горжусь я перед всеми.
На мне рубашка нараспах и крест.
И всё-таки мне Грузия не бремя.
Садись, грузин, со мной довольно мест.
Садись, грузин, коньяк армянский ближе,
с армяном разве ж на экране пьёшь.
Хотя кто не мечтает о Париже,
хотя бы и ядрёна та же вошь.
Но мне Париж – мой стол и собеседник.
Цветы мои, как у Бодлера, зла.
В таких делах я сущий привередник:
и приручу еврейского козла.
«Мне некогда читать, в обиду не скажу…»
Мне некогда читать, в обиду не скажу,
ни Пушкина, того ж Макиавелли.
Я, как и тот, и тот, за временем слежу —
я стар, и одр маячит в самом деле!
Мне дорог каждый миг, чтоб что-то осознать,
за тем и тороплюсь, плюясь на вожделенья.
Иголку в стоге сена легче отыскать,
чем самого себя в исканьях и твореньях.
«Мне некогда себя оберегать…»
Мне некогда себя оберегать.
И оберег таким, как я, некстати.
Сгорать, если горишь, то уж сгорать!
Как скрипки Страдивари и Амати.
А жить так жить! Быть притчей во плоти.
Не сожалеть во всём ни на секунду.
Лишь только Бог шепнёт, куда идти.
И демон призовёт к тому же бунту.
И оттого я рву себя в клочки.
Дарю цветы и возношу молитвы.
Мне не нужны в признаниях очки,
и злой язык страшнее острой бритвы.
И женщины не вправе укорить:
для них я рвал на части ту же душу.
Осталось разве ж за грехи молить,
не сравнивая их с банальной чушью.
И потому я нищим подаю:
кто-кто, а я их сердцем понимаю.
Их грех поможет быть им всем в раю.
А кто из нас об этом не мечтает?
На гоголевском сегодня
Я устал смотреть себе в глаза,
слушать свой красивый баритон.
Сбрось я пять десятков лет назад,
я бы не поставил жизнь на кон.
Расчертил в конструкторском бюро
по логарифмической линейке.
А сейчас играют, как в зеро,
в шахматы бульварные скамейки.
Призраки, не более того.
Пьяных нет и всюду слишком чисто.
Если кто и лижет эскимо,
то уж лижет слишком нарочито.
Остальным же нечего лизать,
разве ж только посморкать в платочек.
Кончились и бабки, чтоб вязать,
выйдя прогуляться на часочек.
Не Арбат главенствует,