Геном неизбежности. Анатолий Заюков

      Как отшельник на заре,

      в глуши бора тетерев

      в серебристом январе

      шумно сел на дерево.

      По-монашески глядит —

      есть на что креститься!..

      Гребень пламенем горит

      иже серебрится.

      И, как истинный монах,

      смотрит в душу зорко:

      снег взрыхляя в пух и прах,

      вслед летит тетёрка.

      Жить в природе без чудес —

      стоит ли молиться?

      С глухарями лес воскрес!..

      А казалось, птицы.

      К берегам Лазурным не тянусь,

      ничего там не забыл на пляжах.

      Ближе всех душе Россия, Русь,

      где всё ясно и без эпатажа.

      До кровинки близкая земля.

      Берега куда гораздо краше!..

      Предки начинали здесь с нуля —

      кол вбивал, вступив на землю, пращур.

      Из-под козырька ладони он

      долго-долго вглядывался в дали:

      синева вокруг со всех сторон,

      и любовь рождалась в нём вначале.

      Прежде было множество богов.

      Наконец явился и единый.

      Смотрят предки из глуби веков:

      «Не судите, дабы не судимы».

      И плывут всё те же облака,

      и вокруг звенят всё те же птицы.

      Дай всему, Бог, это на века —

      невозможно в это не влюбиться!..

      Каб не старость, наколол бы дров,

      наносил водицы из колодца.

      А случись такое, я готов

      и колодец вычерпать до донца.

      Только тащит старость нас в постель.

      Где вы, годы, где я был нетленным?

      Заметает старости метель,

      а ведь был я необыкновенным!

      Хулиганом рос не понаслышке.

      И любил, любил, любил, любил!..

      И ещё совсем-совсем мальчишке

      сам Господь дорогу серебрил.

      Ах, луна, запала крепко в память:

      в серебре ограда и цветы —

      мать моя красивыми руками

      холила во мне мои мечты.

      И не ко двору казалась старость,

      всё ж явилась – благо не с косой!

      Кто там колет чурки, придя в ярость,

      в рубище, как призрак, и босой?

      Мечтой обиженные люди

      округ округлого стола

      сидели нэцками на блюде,

      а чаша слишком им мала.

      И морщат лбы, усы топорщат.

      А женский род из поэтесс

      с улыбкой ч т о – т о в Лире корчат

      в манере вздохов и завес.

      Когда была входу охотничья берданка,

      к ней патронташ, махорка и кисет,

      когда не ждал глухарь подвоха спозаранку

      и ничего ему не предвещало бед,

      рассказывал сосед, когда я был мальчишкой,

      как крался рысью он с берданкой к глухарям,

      как билось у него, казалось, сердце