Пушкин и другие флотские. Морские рассказы. Виктор Красильников
комсомола, чтоб карточку куда надо перебросили. И ещё…
Я тупо задумался, а когда поднял глаза, интересанта уже не наблюдалось.
На следующий день приятно родных появлением удивил. В кадрах тоже удивились, но противоположно. Снова отпуск по накатанной дорожке пошёл.
На нашей улице Гайдара жила девчонка Любочка. Пожалуй, единственная на весь город, мной интересовавшаяся. В кино приглашала, разговорить пробовала. А я, чухня, неизвестно чем гордился. Только на день рождения вручил со стишками карандашный её портретик. Симпатяжка обнадёжилась, стала поверять свои и подружкины тайны. Потенциальная тёща в детском садике работала, что обещало выходы на всякий блат. Обе тонко подводили меня к благому концу.
По выбору Любаши ходили на индийские фильмы с песнями и слёзками. У кассы всегда осадная толпа. Круто было достать удостоверение моряка, дающее право на два билетика без очереди.
Выходим раз из «Мира». Под впечатлением клубка из коварства и всяких там чувств возмущалась она неподдельно:
– И как некоторые женщины могут отвратительно поступать?! – Перекидывая мостик от экрана к жизни, резонировала струной:
– Хотя, знаешь, полно иных примеров. По ним— мы все держимся на ниточках любви. Это я вот к чему. С матерью в садике одна воспиталка работает. Муженёк у неё плавал в загранку. Шмоток всяких навёз! У них ребёнок был несчастненький, параличный. Но какой умница! Учителя на дом ходили, способностям его поражались. А та, та… (постеснялась слово подобрать) погуливала. Недавно в море от чего-то муж погиб. Обречённый с рождения мальчишка совсем загоревал. Представь, детским умом понял: матери теперь он не нужен. И ниточка любви к папе больше не поможет ему держаться на этом свете. Потому что папы на нём уже нет.
С такой-то светлой, чуткой душой он тихо свечечкой за месяц в кроватке догорел. При последней минуточке попросил переодеть в рубашку – подарок, дошедший в посылке.
– Мама, я к папе пошёл. Теперь всегда-всегда с ним буду.
Дура заревела от запоздалой жалости.
– Мамочка, не плачь, я обоих вас очень люблю. И там тебя любить не перестану…
В мелькающих годах, в новых рейсах по сути не менялось ничего. Долго за удачу считали прийти в порт, где кучковались маклаки. Формула бородатого, злобного к России утописта казалась бессмертной. Однако совсем железных правил не бывает. Моряки вышли за их скобки первыми. Едва лишь стали получать достойно.
…Столько всего случилось! Ушли в таинственное небытие поколения. Новые наросли, утвердились. Предметный мир ещё более разительно изменился.
Суда наши переплавили в иные формы. Например, в кастрюльки, чайники из Азии. За тридевять земель флот не гоняют больше. На то две причины: торговых бортов – кот наплакал. И «друзья» по отброшенному учению Маркса перевелись. Сейчас остался бы жив Валентин Савин. На дурика, за просто так – не работают.
Ну что ещё? Помогать всему свету закончили. Да, по правде, и нечем. Одно это обнадёживает.
В той стране
В