Пушкин и другие флотские. Морские рассказы. Виктор Красильников
размитингованного окопника образца 17-го года. Подошло бы оно и к предводителю «стенки», когда сходится в праздник деревня на деревню.
Будучи старожилом судна, уважаемо повествовал о тех, кто был до нас. Перехватывало дыхание от приключений сорвиголов в совпортах. Само собой, развлекал морскими байками. Поражало в тех особое свойство. Невозможно, хоть лопни, такие выдумать. Позволяют лишь баечки одно: бережно переносить их с правды-матки. Не угодно ли вот эту? Как однажды все посчитали, шторм не пережить – груз «загулял». Подменный старик капитан усмотрел нечто в нарождающемся новом валу. Седым волхвом выскочил на крыло мостика и взывал к стальной душе судна, гладя планширь: – Выгребай, «Валдаюшко», выгреба-ай! Бак принял на себя чудовищный удар и роковой нахлёст. Корпус с глухим стоном сотрясся конвульсией и стремительно по косой стал проваливаться вниз. Миг жути и беззащитности торжествовал над каждым, но мольба одолела, спасла.
Учившийся мыслить логично, практикант АМУ сказанул: – А с постоянным вы того, потонули бы, – никак не отнеся себя к остальным.
Последнее гулянье в Игарке вышло Вовке боком. Отмахиваясь от завистливой безджинсовой шпаны, он подскользнулся при полной виктории. С того поневоле завёл привычку хромать. Судовой врач попался несведущ в костной практике. Стал Вова лечиться сам, по наитию. Завёл чистое ведро и перед ужином спускался в машину. Набирал из забортной системы морской воды, шлангом с паросборника утиля подогревал наружное снадобье. По-госпитальному кряхтя, садился на баночку, погружал болезную и предавался таинству немудрого знахарства. Потом у Вовика был подход к столу, киношка и сон до его собачей вахты. Теперь же пропуск процедур – водица не годилась.
Днём в трюме второй механик и Вовка соседствовали, как имеющие к друг другу полное расположение. Старший собачник просил перебрать предохранительный клапан крышки главного двигателя. На последнем переходе тот грелся. Жалея парня, более ничего на ночь не дал.
Этим и занялся в форсуночной. Не спеша разобрав, удалился в токарку подымить, погонять думушки. Но, как только присел, скопившаяся усталость от лазанья и ночное времечко стали одолевать. Между явью и полудрёмой вроде нежно качнуло. Древним необъяснимым чутьём заподозрил беду. Вскочил. «Валдай» коварно баюкало. И всё по-стояночному!
Додумать матюг стало роскошью. На руках съехал по трапу вниз. Бегом к валоповоротке. Отстегнув её, толкнул вторую динамку без проворота, прокачки и при намеренно чухающем индикаторном клапане. Кто обязан спать вполуха, услышит. Резко довёл до 500 оборотов и метнулся к ходовому масляному насосу.
В ту же самую минуту в другом ответственном месте службы замученный матросик решил обозреть мозольный вид. О ужас! Если можно так выразиться, нарисовалась совершенно иная шахматная позиция. Щёлочки его глаз распахнулись до размера тогдашних пятаков. Презрев телефонию, резвее олимпийца посандалил он к ближайшей старпомовской каюте.
А в машине Вовке уже и «мартышка» не нужна. Падай, хрень.