Время Сигизмунда. Юзеф Игнаций Крашевский
вы ожидаете закончить?
– Закончить! – сказал печально Пудловский, поникнув головой. – Разве я знаю! Разве могу предвидеть? Может, завтра, а, быть может, моей жизни не хватит. Жизнь в эту работу впитывается, как вода в песок. Кажется, что работаешь, а, окончив, не останется и следа работы…
– И надеетесь?
– Если бы не надеялся, давно бы всё бросил, и снова занялся латинскими стихами.
– На чём же остановились?
– Одно разбираю, другое строю, сам не знаю… Я использовал уже строение всех птичьих крыльев, какие только мог достать, и мне кажется, что крылья для человека сделать бесспорно можно. Страус действительно летает тяжело, но летает, а птица Скала…
Еврей усмехнулся.
– Вы не верите в Скалу? Есть о ней всё-таки предания, несомненные.
– Но птичьи кости?
– Что мне там кости! Всё глупость! Достаточно того, что птица, состоящая из мяса и костей, летает; поэтому человек летать должен и будет. Нужны ему только крылья в больших пропорциях, чем у птицы.
– А где же сила, чтобы ими двигать? – спросил еврей.
– Сила? Силу можно искусственно удвоить, утроить!
– Ну! Почему же не делаете крыльев?
– Давно их делаю…
– Но их не пробовали?
– Не готовы! Всё сам должен делать. Всё! Перья ощипывать, перья подбирать, кости тесать, складывать, пружины вставлять, жизни моей не хватит и на одно крыло.
Еврей по-прежнему улыбался, но так незначительно, что Пудловский, весь занятый своей мыслью, не мог заметить его улыбки. Скорее, веря в то, что еврей разделяет его убеждения, он всё запальчивей объяснял прогресс своей странной работы.
– Если бы я мог получить перья Скалы! А! Отдал бы полжизни. Их строение лучше бы объяснило мне о крыльях для человека.
– Почему не отправитесь в дорогу за ней? – спросил Хахнгольд.
– Шутишь, рабби? Я шуток не люблю, идите отсюда, вы меня не понимаете.
И хотел открыть дверь, когда еврей взял его за руку.
– Послушай меня, мастер, я тебя о чём-то хотел спросить.
– Ну, о чём?
– Об одном из твоих жаков.
Пудловский презрительно сплюнул.
– О котором же из этих шутов?
– Кто последним вписался.
– Пойдём в первую комнату, там список учеников.
Они вошли и магистр, заперев дверь, вытащил книжку, в которой вычитал имя Мацка Сковронка.
– Марцин Сковронок! Бледный, блондин, молодой.
– Хороший латинист… утлично учится.
– Не знаете что-нибудь о его роде и родителях?
– Сирота.
– Он не говорил что-нибудь о себе…
– Разве я бы его спрашивал.
– Позовите и спросите, я буду в другой комнате.
– Тебе это для чего, Хахнгольд?
– Что вам до этого? Мне это нужно. Я вам достану страусиные крылья.
– Точно?
– Несомненно достану.
– Только там в моей комнате ничего не трогай! Ради Бога, не прикасайся