Политическая наука № 4 / 2010 г. Политические партии, демократия и качество государственного управления в современном обществ. Анатолий Кулик
Кирххаймера о воздействии уходящего индустриального общества на приверженность партиям оказалось даже достаточно робким. В последующие десятилетия не только обрушилось общее мировоззрение (Weltanschauungen), но даже менее требовательное мировосприятие перестало играть какую-либо роль в формировании политической идентичности или партийной лояльности. Приход постиндустриального и постмодерного общества повлек за собой слом всех традиционных и аскриптивных идентичностей. Постиндустриальное общество было продуктом коллапса фордистской организации труда и расширения экономики услуг, результатом чего явились размытость классового размежевания и возникновение новых конфликтов. Постмодерная ситуация «конца века» представляет разрыв с прошлым. В глобальном обществе индивиды строят свою жизнь – и таким образом формируют свои политические мнения и свой выбор – в соответствии с меняющимися и нестабильными ориентирами. Ситуация постмодерна предполагает отрицание точных и жестких лояльностей: индивид предоставлен самому себе в поиске своего положения в обществе и на политической арене. Унаследованные лояльности и традиционные ограничения поставлены под вопрос или даже отвергнуты. Индивиды живут в состоянии флуктуации, где идентичность и принадлежность подвижны, à la carte19. Как точно подытожил Зигмунд Бауман [Bauman, 2000], мы ныне вступили в «текучее общество».
Социальная трансформация оказывает воздействие на сферу политики, в особенности она повлияла на отношения между гражданином и политической партией. Это лишенное энтузиазма отношение поднимает следующий вопрос: если массовая партия была побочным продуктом индустриального общества, а всеохватывающая – выражением перехода от индустриального к постиндустриальному, то какая модель партии созвучна обществу постмодерна или «текучему» обществу?
В действительности еще не выработано никакого специфического типа партии, способного «схватить» нынешнюю эволюцию. Такие модели, как профессионально-электоральная Панебьянко [Panebianco, 1988], «франшизная партия» Карти [Carty, 2004] или картельная партия Каца и Мэира, отражают скорее изменения во внутренней динамике партии и в партийной системе. Эти изменения в цепочке «избиратели – члены – лидеры» были тщательно рассмотрены, но ответ на вопрос, оказали ли социетальные трансформации непосредственное воздействие на политические партии и если да, то до какой степени, все еще дискутируется. Кац и Мэир [Katz, Mair, 1995], в частности, игнорируют общество и фокусируют внимание на новых отношениях между партиями и государством. Согласно им, если в прошлом партия действовала как брокер, связывающий общество и государство, то в конце XX столетия партия «вступила» в государство, используя ресурсы, предоставляемые им самим для своей деятельности; таким образом, она превратилась в своего рода «public utility»20 [van Biezen, 2004], скорее в «агента государства», чем в объединение граждан [Mair, 1997]. Или, чтобы ввести иное определение, которое, возможно, больше подходит для этих новых отношений