Ангел с поднебесья. Дара Преображенская
участник кулачных боёв, поднял меня за подмышки и поставил на самодельный стул.
– Пой, Танька, не робей. Пусть купец столичный послухает, – приказала Аксинья.
На ум пришла знакомая песня.
«То не ветер ветку книзу клонит,
Не метель морозом путь свербит,
То моё, моё сердечко стонет,
С болью вдаль душа моя глядит».
Песня была длинной, по мере того, как я пела, гомон за столом стихал, пока не воцарилась полная тишина. Кто-то начал всхлипывать, вытирая рукавом катившееся по щекам слёзы. Когда я закончила, гости сидели молча. Первым тишину нарушил г-н Селиванов.
– Скажи, кто ты и откуда? – обратился он ко мне.
– Подкидыш она, у нашей покойной ворожеи Дарьи жила.
– Никогда ещё ничьё пение не пронимало меня насквозь, будто вовсе не человеческий это голос, а райский. Кто же обучил тебя так задушевно петь?
– Бабушка научила.
– И давно ты поёшь?
– Давно.
Селиванов забарабанил пальцами по столу.
– Я еду в Петербург, обязательно встречусь с одним своим хорошим знакомым, имеющим отношение к музыке, я обязательно расскажу ему о тебе. Уверен, что он заинтересуется, ибо он боготворит оперу.
– Спой ещё что-нибудь для уважаемого гостя, – сказала Аксинья.
Я замотала головой:
– Нет, простите, я посижу одна.
Осторожно слезла со стула и удалилась в горницу, где стояла кровать бабушки Дарьи. Горница располагалась рядом и отделялась от остальной части дома тряпичной занавеской, сооружённой бабушкой. На ней красовались розы, которые бабушка Дарья сама вышивала ночами напролёт. На окнах изморозь, я прочертила пальцем круг, затем легла на бабушкину кровать, незаметно для себя уснула под монотонный гул приглушённых голосов, доносившихся из кухни. Во сне я слышала чей-то знакомый ласковый голос, который заунывно пел:
«То не ветр ветку книзу клонит,
Не метель морозом путь свербит,
То моё, моё сердечко стонет,
С болью вдаль душа моя глядит.
Доняла меня тоска-кручина,
Подколодная печаль.
Ты гори, гори, моя лучина,
Мне любви моей уже не жаль.
Извела меня метель немая,
Та метель, что вьюгою кружит,
Но огонь души моей, я знаю,
Путь мой к сердцу сразу осветит.
Ты гори, гори, моя лучина,
С ней по вьюге в дальний путь пойду,
И останься ты, тоска-кручина,
Всё равно я счастье там найду».
Весь сон мой будто из синей новогодней мишуры состоял, возможно так себе люди небеса представляют. Только увидела чётко я бабушку Дарью в белом, и лицо её, словно молодым стало, радостью засветилось. Это бабушка песню пела, и голос её тоже неземным был. Увидела себя, будто бросилась я в объятья бабушки и горько зарыдала.
– Зачем ты, бабушка, меня покинула? Горько мне