Легкими шагами. Елена Чутская
давался Лизе особенно легко. Подражание выходило естественно, непринужденно, с детской непосредственностью и даже наивностью. И тогда куклы с плюшевыми собачками согласно купленным билетам занимали места и в немом восторге исполняли роль зрителей. После спектакля звучали бурные овации, три раза неслось многоголосое «браво». Актеры выходили на поклон, непременно требовали автора, и он являлся перед публикой, благодарно принимал цветы.
– Что там за шум в детской? – спохватывался вечером Артем Сергеевич.
– Ничего, ничего, играет наша актриса, – успокаивала теща. – Лучше не мешай.
Арлекин сотворил невообразимое. Спустя неделю Лиза заговорила. Просто, без лишнего стеснения, ярким, насыщенным для пятилетки языком, будто изъяна никогда и не было. Слово «хочу» повторялось чаще всех.
– Бабушка, хочу компота! Папочка, хочу новые туфельки! Те, беленькие, красивые, но эти красненькие я тоже хочу!
Странное дело, волшебное слово работало безотказно. К нему полагалось «пожалуйста» с «большим спасибо», но вежливость звучала в интонации, и лишний раз подтверждать ее словами Лиза порой забывала. Зато целовала бабушкины щечки, ручки и смеялась от восторга. Смеху вторили бубенцы.
Трудно было устоять перед соблазном и не заглянуть в детскую, когда там творилось светопреставление. Один раз Артем Сергеевич заглянул и пришел в неописуемый восторг. Его идея посадить вместо плюшевых зрителей настоящих так соблазнительно предстала перед Лизой, что в тот же вечер она загорелась взаправдашним спектаклем с распределением ролей, театральной занавесью и большой афишей на целый лист ватмана. С нее и начали. Лист разрисовали вдоль и поперек, повесили в прихожей на шкаф, из фантиков нарезали билеты. Роли Лиза сочиняла сама, в репетициях рождались идеи порой наивные, но трогательные, только успевали записывать.
Дату появления в доме Арлекина Артем Сергеевич обвел на календаре красным цветом. Случилось это 12 июля. Дня ждали пять лет, уже не надеялись, но чудо свершилось. День совпал с праздником Святых апостолов Павла и Петра, и только Мария Васильевна, увидав в нем промысел божий, не поленилась, съездила в Екатерининский собор и в благодарность небожителям поставила свечу, за Лизушкино здравие заказала молитву…
До конца отпуска Артема Сергеевича оставалось три дня. Кухня сияла новой побелкой, немного пахло глянцевой краской, в чистом окне играли солнечные зайчики, а над раковиной важно изгибался мельхиоровый кран – отцовская гордость – в тотальном дефиците доставленный по знакомству из далекого города Прага. На подоконнике колосилась тещина герань. Со дня на день ждали возвращения Юленьки. Командировка ее подходила к концу. Все семейство в легком волнении наносило последние штрихи генеральной уборки в ожидании оценки свершений: Артем Сергеевич – в безупречности выкрашенной поверхности, Мария Васильевна – в удачно подобранной цветовой гамме новых занавесей, а Лиза ждала мать с уверенностью, что