Почти как в сказке. Юлия Март
узо в память об одной гречанке. Обычно сюда никто не садится, но сегодня сели вы, вот я и напросился в вашу компанию… Не хочу изменять традиции.
– Я заметил фотографию на стене: она отличается от других… Это та самая гречанка?
– Да, она. Единственное, что у меня осталось в память о ней.
– А что с ней случилось?
– Надеюсь, она уплыла из Трапезунда вместе с друзьями. Знаете, это было в тот самый, чёрный, период в истории города, в последний год преследования греков. До сих пор ещё мы ощущаем последствия, хотя прошло уже больше тридцати лет.
– И вы до сих пор помните её?
– Каждый день. Она стала последней и единственной любовью всей моей жизни.
– Почему же вы не уплыли вместе с ней?
Хозяин таверны пригубил узо и после паузы ответил:
– Так сложилось. В вашем возрасте, юноша, кажется, что мы имеем полный контроль над обстоятельствами, но это иллюзия: обстоятельства имеют полный контроль над нами. Я не мог поступить иначе, хотя потом много лет жалел о собственном выборе: мы жили и вели хозяйство вдвоем с матерью, а мать тогда была в преклонном возрасте, и я не мог оставить её одну. Её и таверну. Впрочем, ситуация сложилась так, что я и не успел ничего выбрать: Анну искали, ей нужно было бежать. Даже её вещи остались у меня.
– А сейчас?
– Что сейчас?
– Если бы вам предоставили выбор сейчас, уплыть к Анне или остаться, что бы вы выбрали?
– Я даже не знаю, жива ли она и где.
– А если бы знали?
Хозяин замолчал, поднял глаза на фото:
– Сейчас мне почти семьдесят, и меня здесь ничего не держит: мать умерла двадцать лет назад, а ни женой, ни наследниками я так и не обзавёлся. Таверна – это единственное, что осталось у меня в этой жизни. Но моя жизнь больше похожа на музей с застывшими картинками: воспоминаниями и несбывшимися мечтами.
И тогда я решил, что пора, и достал из рюкзака письмо.
– Вас ведь зовут Мурат? Я не нашёл на берегу иной таверны с желтыми фонариками на веранде, – я протянул ему письмо.
Хозяин таверны кивнул. С плохо скрываемым недоумением он переводил взгляд с моего лица на письмо и обратно.
– Это вам. Думаю, вы узнаете автора. Прочитайте при мне, меня попросили дождаться ответа, если я найду и встречу вас.
Мурат взял письмо, развернул и начал читать. Я видел, как задрожали его руки, губы, а глаза увлажнились. Пару раз он отвлекался от чтения, чтобы быстрым движением потереть переносицу сложенными в щепотку пальцами, незаметно убрав выступившие слезы.
Мне хотелось оставить его одного, но нужно было дождаться ответа. Наконец, он закончил и посмотрел на меня, но как будто насквозь.
– Я отплываю в Америку из Трапезунда через пару дней. Если вы решитесь, то вот билет: купил его на всякий случай, чтобы точно нашлось место. А то хоть с окончания Второй Мировой и прошло семь лет, а, говорят, с билетами до сих пор напряженка, особенно в сезон. Но меня просили получить ваш ответ…
Мурат словно очнулся.
– Я еду. Конечно, я еду!
В пригороде Нью-Йорка осень наступает в сентябре.