Холодная весна. Годы изгнаний: 1907–1921. Ольга Чернова-Андреева
вскоре обнаружилось, что Вадя серьезно болен; местные врачи не сразу распознали у него туберкулезный процесс. Временами казалось, что наступает выздоровление; он вставал с постели и начинал жить нормально. Затем у него снова поднималась температура, и его опять укладывали.
После путешествия мамы довольно осторожная слежка агентов Охранки за нашим домом явно усилилась. Еще в Феццано нашу семью навещали под тем или иным видом ее представители. Некоторые из них осторожно приближались к няне и заводили с нею “дискретный” разговор о ее “господах”. Нянин юмор был неистощим, и после этих “бесед” она смешила весь дом, пересказывая свои ответы:
– Мой барин сродни Столыпину – важные люди…
В Алассио тоже часто появлялись шпики в виде итальянских или русских журналистов. Они проникали в сад сквозь незапертые ворота и старались вступить в разговор с кем-нибудь из домочадцев.
Хуже всего было то, что агенты Охранного отделения проникали в товарищескую среду социалистов. Так, двое из них приехали к нам в Феццано на велосипедах из Кави. Их почти не знали у нас, но встретили сердечно, и они прожили в нашем доме целую неделю. У меня сохранились юмористические фотографии, снятые плохим аппаратом и пожелтевшие от времени: Виктя, Вася Сухомлин и Борис Давыдович Кац встречают усталых путников, поддерживают их под руки и ведут велосипеды. Юрий и Александр одеты в полосатые фуфайки велосипедистов того времени, Александр – в летней полотняной шляпе грибком. После революции, когда были вскрыты архивы Охранки, оказалось, что оба они были на службе тайной полиции.
Незадолго до войны 1914-го Вася Сухомлин, проходя по центру Алассио, заметил за собой слежку. Это повторялось несколько раз, и Вася решил попробовать их снять, и каждый раз, отправляясь в город, он брал с собой фотографический аппарат. И вскоре, заметив двух субъектов, нагло шедших за ним по главной площади, он, резко повернувшись, направил на них аппарат. Один из агентов мгновенно выхватил из кармана револьвер и, угрожая, побежал за Васей. В это время по площади, безлюдной в жаркие часы “сиесты”, ехал наш знакомый извозчик по имени Мансуэто – наш большой приятель. Увидев эту сцену, он быстро подъехал к Васе, который успел вскочить в его экипаж. Мансуэто хлестнул лошадь и, свернув в переулок, умчал Васю от разъяренных сыщиков.
Этот случай произвел большое впечатление на жителей Алассио, где и без того создавалось много легенд вокруг нашего дома, служившего приютом русским революционерам, боровшимся с царем.
Вадя не поправлялся, и наша детская жизнь постепенно перешла в его комнату. Мы садились рисовать, читали и занимались играми в карты и шашки у его постели. Днем он лежал в шезлонге на балконе, выходившем на юго-запад, с видом на море и ближние холмы. Так, печально, прошла весна и не принесла улучшения. Иногда вспыхивала надежда на его выздоровление – ему становилось лучше, но болезнь развивалась беспощадно. Вадя лежал, очень похудевший: его темные,