Избранное. Том 2. Михаил Шустерман
потащили девок на натуру.
Где вы, сады сирийских антиохий?
Где математики, купцы и выпивохи,
Где Карфаген, Дамаск и Вавилон,
Богов тысячелетний Пантеон?
Пришла беда – так открывай ворота —
Похуже Рима византийская пехота…
И зародился там источник бед —
Взлетел с конём на небо Мухаммед.
Но перед этим он, не без изыска,
В Торе еврейской творчески порыскал
И перевёл, с грехами пополам,
На языке источника в ислам.
И мы имеем Ясу, Мусу, Ису,
Какую-то косую биссектрису,
Что делит ровный угол пополам —
Вот здесь иудаизм, а здесь ислам.
И рухнула великая культура…
Всех кяфиров достанет сабля-дура.
И женщины пустынно-жарких стран
Теперь рожают только мусульман.
Они грызутся, варвары Востока,
За право вольно трактовать пророка.
Чтоб доказать приоритет трактовки,
Угробят оппонента из винтовки.
А тех, кто попадётся по дороге,
Зарежут мирно с мыслями о Б-ге.
И снова мчит история галопом…
И варвары теперь бегут в Европу.
Напуганы, с детьми и безоружны,
Но это, разумеется, наружно.
Неутомимо воинство пророка
В брутальной чистке светского порока.
В перелицовке бюргерского хлама
В зелёное полотнище ислама.
И воспоют над Рейном муэдзины,
Закроются трефные магазины…
Затопит моду чёрная кирза,
От женских тел останутся глаза.
Потом Аллах предскажет нам погоду,
Где места нет еврейскому народу.
И где на десять тысяч лет вперёд —
Одна религия – один народ!
Так где же, Яхве, ты, скажи на милость?
Проснись, пока всё это не случилось.
Нет смысла, где-то лет уже полета,
Просить заступничества общего Христа.
Б-г сущего – останешься в не сущем,
Если тобой ислам на мир запущен.
Останутся в долине смертной тени
Потомки нерождённых поколений.
Так дай же ты слепцам отверзнуть очи!
Снабди, Господь, гипотезой рабочей.
Ведь ты, я верю, славно потрудился,
Чтобы такой, как я, на свет явился.
Анекдоты, анекдоты…
Сперматозоид оборзел в струе могучей:
Я яйцеклетку оплодотворю всех лучше!
Не поняли борзого в коллективе —
Ты чо? Мы ж все в одном презервативе!
Шесть комиссаров – руководство ВЧК —
К преемникам своим попали в плен…
И под столом дрожали, целые пока,
Двенадцать их израильских колен.
При автоматах, бывшие сидельцы
На сходку депутатов ворвались…
И гневно заорали – кто тут Ельцин?
А ну-ка, Николаич, наклонись…
Малыш пришёл к отцу с вопросом странным —
Мы тут поспорили, и вышло