«Долгий XIX век» в истории Беларуси и Восточной Европы. Исследования по Новой и Новейшей истории. Сборник статей
событий стало полотно польского художника Владислава Константина Маерановского / Władysław Konstanty Majeranowski (1817–1874), родом из Кракова, находящегося под австрийским управлением. Эпическое полотно художника «Последняя сцена Маргера» («Ostatnia scena Margiera») (Ил. 1) выполнено в типичной для романтизма стилистике с обращением к легендарным сюжетам и с сильной экспрессией. Образ последних минут жизни языческого вождя Маргера, созданный Маерановским, стал одним из самых сильных в художественном воплощении событий в Пиленах. Символика картины Маерановского прочитывалась как антигерманская, направленная против Пруссии, одного из государств-участников разделов Речи Посполитой.
В 1837 г. появилось полотно уже представителя Виленской художественной школы Винцента Дмоховского / Wincenty Dmochowski (1805/07-1862) «Крестоносцы перед атакой замка Пуня»[215] (Ил. 2). Это произведение, среди прочего, иллюстрирует тенденцию фактического наложения двух сюжетов – события, описанные Вигандом Марбургским вокруг Пилен в 1337 г., стали переноситься на рейд 1382 г. в землю Пуня («in terra Punnow»), также описанный Вигандом Маргбургсим[216]. Дмоховский создал свое произведение в 1837 г., после возвращения на Родину по амнистии участников Восстания 1830–1831 гг.[217]. Возвращение художника совпало с 500-летнем битвы в Пиленах.
Ил. 1. Владислав Константин Маерановский. «Последняя сцена Маргера»
Ил. 2. Винцент Дмоховский. «Крестоносцы перед штурмом замка Пуня» (1837).
Историогарфическое признание пиленского сюжета во второй четверти XIX в. состоялось на страницах труда Теодора Нарбута (1784–1864) «История литовского народа» («Dzieje narodu litewskiego»). Нарбут в основном повторил канву событий, как это было описано у предшествующих авторов, но в его повествовании заметно влияние Кацебу, как, например, в эпизоде со стрелами: «И тогда крестоносеце Вернер Рандорф раздал между тридцати избранных шестьсот огненных стрел, которые за один раз огенным градом покрыли целый град» («W tern krzyżak Werner randorf rozdał między trzydziestu wybrańszych sześćset strzał palnych, które za jednym razem gradem ognistym okryły gród cały»)[218]. Нарбут обогатил свой текст подробностями о словах пророчицы и жертвеннике Зниче. Но наиболее отличительной чертой метода наррации Нарбута была гиперболизация событий, в том числе, мультипликация колличества жертв до 12 тысяч, когда к сообщённому Вигандом Марбургским числу 4 тыс. жертв, он прибавляет дважды такое же число женщин, детей и старцев: «ludu zdatnego do obrony było w Pullen cztery tysiące; zapewne dwa razy tyle kobiet, dzieci i starców liczyć można; sławny przeto ten stos pogrzebny zarazem pochłonąć musiał najmniej dwanaście tysięcy ludzi»[219]. Таким образом, Нарбутом была не столько создана, сколько героически усилена трагическая картина литовского прошлого.
Через восемь лет после публикации работ Нарбута Михал Балинский (1794–1864) и Тимофей Липинский (1797–1856) в рамках большого проекта «Древняя Польша» («Starożytna Polska pod względem historycznym, geograficznym i statystycznym opisana») опубликовали том о Великом княжестве Литовском. M. Балинский, непосредственно подготовивший этот том, зафиксировал в сознании читателей отождествление Пилены и Пуни в районе Алиты: «Пуне, называемое крестоносцами Пуллен или Пилленен,
Lietuvos dailćs muziejus. Inv. Nr. T-13 (Dmachauskas, Vincentas. Kryźiuoćiai puola Punios pilį).
Narbutt T. Dzieje narodu litewskiego. Wilno, 1838. T. 4. S. 604.