«Долгий XIX век» в истории Беларуси и Восточной Европы. Исследования по Новой и Новейшей истории. Сборник статей
дилемму, которая стояла перед заговорщиками, готовивших к восстание, вспыхнувшему в 1830 г. Средствами литературы через метафору морального конфликта фактически был кодифицирован новый образец патриотизма, который мог быть реализован в конспирологической и революционной деятельности. Но некоторые представители общественных движений в XIX в. очень дословно прочитали послание Мицкевича, поэтому поэту высказыввались претензии, что валенродизм был по своей сути нравственным восхвалением предательства и что идея мести в поэме важнее идеи любви к Отечеству. Но идея трагизма затмила этот спор о валленродизме.
Российская публика познакомилась с поэмой Адама Мицкевича очень быстро, в год выхода оригинальной версии – 1828 г. Но первоначально это был прозаический перевод историка и статистика Апполона Скальковского[234]. К печати этот перевод был подготовленный русским литературным критиком и общественным деятелем славянофильских убеждений Степаном Шевырёвым в историко-философском журнале «Московский Вестник» [235]. Переводчик так обосновал свой выбор: «Желая познакомить читателей с сим новым произведением Польского Поэта, мы осмелились предложить им на первый раз прозаический перевод оного, сколь можно близкий к подлиннику»[236]. Текст перевода был размещён в разделе «Проза». Но в действительности, попыток перевода на русский язык поэмы Мицкевича, целой или в фрагментах, при жизни поэта было предпринято несколько. На протяжении 1828–1829 гг. появилось, по крайней мере, девять таких переводов[237], настолько это произведение стало популярным в России.
В 1828 г. А. Мицкевич пребывал в Петербурге и ощутил интерес российской читающей публики к его новому произведению. Литературный критик Ксенофонт Полевой таким образом характеризует это внимание: «Многочисленный круг русских почитателей поэта знал эту поэму, не зная польского языка, то есть знал ее содержание, изучал подробности и красоты ее. Это едва ли не единственный в своем роде пример! Но он объясняется общим вниманием петербургской и московской публики к славному польскому поэту и <так> как в Петербурге много образованных поляков, то знакомые обращались к ним и читали с ними новую поэму Мицкевича в буквальном переводе. Так прочел ее и Пушкин. У него был даже рукописный подстрочный перевод ее, потому что наш поэт, восхищенный красотами подлинника, хотел, в изъявление своей дружбы к Мицкевичу, перевести всего «Валленрода»[238].
Уже в марте 1828 г. (возможно и раньше) Александр Пушкин начинает перевод «Конрада Валленрода», но сейчас же бросает его и с начала апреля приступает к работе над «Полтавой» (первоначально «Мазепа») [239]. Пушкин избрал для перевода Вступление к «Конраду Валленроду»[240], в котором как раз наиболее сильно звучит тема историзма. Отдельно отметим, что по этому же пути, уже для белорусского перевода, в 1910 г., пойдёт Янка Купала[241]. Впервые Вступление к «Конраду Валленроду» в переводе
Конрад Валленрод. Историческая повесть, взятая из летописей литовских и прусских. Сочинение Адама Мицкевича // Московский Вестник. 1828. № 7. С. 290–303; № 8. С. 369–390.
Конрад Валленрод // Московский Вестник. 1828. Ч. 7. С. 290.
Адам Мицкевич в русской печати. 1825–1955. Библиографические материалы. М.; Л., 1957. С. 14–15, № 21–24; С. 18, № 36–39;
Живописная Русская Библиотека. 1858. № 10. С. 75.