Путешествия Гулливера. Хирурга, а потом капитана прочих кораблей. Джонатан Свифт
перед тем, как вынужден был покинуть корабль, и голос моей природы был так силён, что я уже не мог боьше терпеть и (скорее всего, нарушая правила придворного этикета этих карликов) несколько раз подносил палец ко рту, надеясь показать им, что я очень хочу есть. Гурго они звали одного из самых важных сановников императора. Я узнал это потом. Он отлично понял мой жест, тут же сошёл с помоста и приказал поставить к моим бокам несколько высоких лестниц, а уж по ним взкарабкались и приблизились к моему рту более ста микро-туземцев, груженных корзинами с кушаньями на хребтах. Как ни странно, этот тип сумел жестами объяснить мне, что эти милостивые дары были приготовлены и присланы по прямому повелению монарха, которому якобы уже было доложено о моём появлении. Я стал есть, хотя и ч изыестной опаской, поскольку сначала очень опасался, не отравят ли меня мои новые добрые, гостеприимные хозяева. Тут было мясо каких-то неизвестных мне животных, но по вкусу я так и не смог разобрать, каких именно. Страшно голодный, я с лёту обгладывал лопатки, окорока и что-то вроде филейных частей неизвестных животных. Видом они напоминали маленькие бараньи бока и были весьма хорошо прожарены. Если бы они были в натуральную величину, мне хватило бы малой толики одного окорока, но тут каждый бок едва ли мог сравняться с крылом птенца жаворонка. Я глотал разом по два и по три бараньих бока, закусывая их по меньшей мере тремя караваями хлеба, которые были величиной едва ли больше ружейной пули. Туземцы обслуживали меня весьма шустро, и даже я бы сказал – с удовольствием. Их явно покорил мой рост и недюжинный, по их мнению, аппетит, и они с интересом сопровождали бусинками своих глаз каждый бараний бок, исчезавший у меня за щекой.
Кое-как насытившись этими кулинарными изысками, и уже осмелев, я стал подавать упорные знаки, всячески пытаясь привлечь к себе внимание и показать, что теперь мне захотелось пить. Видать, прослезившись после оценки стоимости съеденного мной, они на время удалились на совещание, и как я понял, решили, что из карликовых садовых леечек меня не напоить, после чегго, как я полагаю, скрепя сердце, но очень технически изобретательно, с потрясающей ловкостью втащили мне на брюхо, а затем толпой подкатили к моей ладони одну из самых супер-гигантских своих бочек, и страшными усилиями вышибли из неё дно. Жажда от пребывания на Солнце так вымотала и измучила меня, что я одним махом осушил всю эту бочку, огорчившись, что она вмещала не более стандартной английской полупинты. Вино по вкусу чем-то походило на бургундское, но было гораздо мягче. Затем они подкатили мне ещё одну бочку, которую я выпил тоже залпом, потому что жжада не оставляла меня, и дал им знак, чтобы добавили, но теперь у них добавки не оказалось. Я был несколько разочарован. Когда я свершал все эти незземные чудеса, человечки просто повизгивали от восторга и пританцовывали у меня на груди, как заведённые, повторяя свое излюбленное восклицание: «Гекина дегуль!»