Сосед сверху, сосед снизу. Джина Шэй
меня тем вечером в Берлине, так ведь? Такой компромат! И ты многое мне можешь тогда припомнить.
Вот только выражение лица итальянца настолько сложное, что я никак не могу в нем прочитать ожидаемую насмешку.
– Тебя сложно… – Эрик вглядывается в меня пристальнее, будто меня от него отгораживало мутное стекло, и он пытался разглядеть что-то сквозь него, – узнать. На паркете ты была… Другая…
На паркете я была живая. В этом вся и разница.
Было две части живой меня, одна – танцевала с пеленок, не мыслила без этого жизнь, вторая…
Вторая принадлежала Денису Назарову. Первой любви, некогда – лучшему другу, мужчине, без которого пять лет назад я не представляла своей жизни. Тоже!
И когда от меня потребовали выбирать…
От еще одного заплыва по океану слез меня спасает завибрировавший в сумке телефон. Только вот вытащив его на свет божий – я на секунду снова давлюсь спазмом выкипающей ярости – до того больно видеть улыбающуюся рожу Назарова на экране смартфона. Первый порыв буквально требует у меня швырнуть эту мерзость на пол кофейни, а лучше – еще и наступить на экран, чтобы он точно вышел из строя и больше никогда мне этого мудака не показывал…
Чья-то теплая широкая ладонь накрывает мои пальцы, сжимающие телефон, не давая осуществить задуманное. Земля призывает Настю…
– Ответь ему, – негромко произносит Эрик, глядя мне в глаза.
– Зачем? – я болезненно кривлюсь, потому что я примерно представляю, что именно Назаров мне может сказать. – Он ничего не может мне сказать, что его оправдает. И шалаву в нашей постели никакие его слова не отменят. Вот ей пусть сцены ревности и закатывает, а я на этот спектакль и за доплату билет не возьму.
– Ответь, – повторяет Змей, – если будет выносить тебе мозг, повесишь трубку и выключишь. Мне кажется – его мотив иной.
– Поспорим? – у меня нет сил хоть как-то обосновывать Змею, что за пять лет я как никто другой изучила манеры Назарова. И разумеется, он не может сейчас смириться, что я, о боже, ушла куда-то с мужчиной. Пусть даже с этим конкретным мужчиной у меня и ничего не может быть, да и для секса я его интересую так, на спор – одного раза ему хватит, чтобы умаслить эго.
– Твои условия? – Змей ухмыляется, и это выражение лица становится похоже на то, к которому я уже чуть-чуть привыкла. Самоувереное и нахальное, до неприличия.
– Ставлю на громкую связь, и если он начинает скандалить – ты признаешь себя проигравшим в вашем идиотском пари.
Кто скажет мне, что с условиями я загнула – так не я такая, а жизнь моя восхитительная, что чуть что норовит ударить меня по лицу.
– А если нет, – Змей делает многозначительную паузу, – ты съедаешь пирог, который сейчас принесут. И обед, пожалуй, тоже.
– И все? – удивленно переспрашиваю я. Я-то ожидала от него чего-то вроде «сегодня ты ночуешь у меня, крошка», и тут такой… облом…
Нет, я бы послала его, разумеется!
– Все, – судя по бесстыжей улыбке итальянца – он очень даже догадывается о векторе моих мыслей, –