Остров концентрированного счастья. Судьба Фрэнсиса Бэкона. Игорь Дмитриев
сообщества тоже не было. Начну с этимологии.
В XVI столетии термин expert претерпел некоторую трансформацию, на первый взгляд незначительную. Латинское существительное expertus, от которого произошло английское expert, означало «лично изведавший, знающий по опыту, опытный, проверенный»[164]. Так, например, об одном моряке говорилось, что он был «so unexpert of the sea, as he was never further from England than France, and Ireland»[165], т. е. имелось в виду, что этот человек не имел опыта далеких океанических экспедиций, но, что касается плаваний во Францию и Ирландию, он мог быть вполне опытным моряком. Но постепенно термин expert стал обозначать не только наличие опыта в каком-то деле, но и «мастерство, искусность, умение, навык» и т. п., т. е. то, что выражается английским словом «skill» – умение что-то делать хорошо. Термин «skill» имеет более широкий смысл, чем expert, ведь для того, чтобы что-то сделать хорошо, не всегда требуется делать это предварительно много-много раз (скажем, человек может от природы обладать прекрасным голосом и слухом). В XVI столетии под словом expert стали все чаще понимать того, кто сам умеет что-то хорошо делать, а иногда – и все чаще – того, кто просто знает, как надо что-то сделать хорошо, даже если он сам сделать этого не может никак. (Подобно тому как музыкальный критик знает, что такое хорошее пение или хороший балет, и потому может считаться экспертом, хотя сам не поет и не танцует.) Скажем, про одного немецкого горного мастера, работавшего в Англии, было сказано, что он «очень хороший эксперт» в своем деле, поскольку обладает «knowledge and understanding» горного промысла[166]. В данном случае мастер действительно имел большой опыт работы и был хорошим практиком, но акцент на «знании и понимании» им технологического процесса весьма показателен. Постепенно наличие «hand-on experience» перестает быть непременным условием для обретения статуса эксперта, а затем становится вообще необязательным, достаточно книжного и изустно передаваемого знания. Наоборот, какой-нибудь необразованный ремесленник мог делать прекрасные вещи, но не обладал глубокими «knowledge and understanding» своего ремесла и потому не мог считаться экспертом. А кто-то, кто никогда не занимался лично каким-то делом («искусством»), но зато хорошо рассуждал о нем, вполне мог считаться в глазах потенциального патрона надежным экспертом, поскольку его знание и понимание вещей, их природы и свойств, стояло выше вульгарного эмпиризма простых практиков. Ведь патрону – а им чаще всего был королевский чиновник, богатый купец или корпоративный инвестор – детали были неважны: может эксперт помочь реализовать проект как можно лучше и дешевле – прекрасно, большего и не требуется! Хороший эксперт – это тот, кто умеет транслировать свое знание в эффективное действие.
Но если так, почему же тогда просто не обратиться к практикам, хорошо знающим свое дело, пусть даже не шибко образованным и смутно представляющим «научные» основания своего ремесла? Прежде всего, потому, что большинство патронов имели университетское образование и усвоили в той или иной мере гуманистическую традицию, в соответствии с которой образование
Собственно, слово
Цит. по:
Ibid. P. 11.