Нас писали два года. Романова
со стержнем внутри.
Почему же мы воем, когда в переписке
Он говорит: «Забудь, не дури».
Мы легко отпускаем тех, кто нас предал,
Мы смогли пережить потерю друзей.
Почему ты теперь в состоянии бреда,
Когда на откровения он пишет: «Окей».
Мы умеем подняться и гордо уйти,
Мы находим силы улыбнуться врагу.
Почему мы тогда лежим вдоль руин,
Когда он говорит: «Я не могу».
Мы не нуждаемся в чьей-то оценке,
У нас за плечами миллионы грехов,
Но почему мы от боли сползаем по стенке,
Когда он сообщает: «Я не готов».
Нашему стержню подвластна любая боль,
Почему же позволяем тонуть кораблю,
Почему же проще поднести к виску кольт,
Чем услышать: «Я больше тебя не люблю».
Детонатор
У неё к тебе нежности столько, что трудно даже дышать,
И нежности этой – хватит укрыть целый мир от бед.
Ты точно знаешь, она – та, кто умеет ждать.
Она точно знает, что ты – её человек.
У неё внутри детонатор. Будет больно – уничтожит весь мир к чертям.
Тебе нужно быть осторожней, иначе снесёт волной.
Она будет идти по пеплу, по мёртвым остывшим телам,
Она сожжёт всё вокруг, лишь только бы быть с тобой.
Твой мир куда шире её голоса на том конце провода,
Её мир сжался до точек в радужке твоих глаз.
Ты был осторожен, не давал ни единого повода,
Но она всё знала и видела. И внутри тихонько «тик-так».
Таймер запущен, обратный отсчёт пошел,
Ты либо её сапер, либо её фитиль.
Тебе в эпицентре быть. Ведь ты её сам завел.
Закрой глаза, сделай вдох.
Три.
Два.
Один.
Стихиатрия
Стихи не растут, как цветы в горшке,
Не растут как у любящей матери дети,
Не лежат как выигрышный туз в рукаве,
И не светят в глаза мне лучом на рассвете.
В безумном потоке идей и мыслей,
Мне трудно поймать и слагать порой.
Я будто безумец, стремящийся к выси,
До которой никак не достать рукой.
Я познала иной, душевный язык,
И говорю на нём у вас в головах.
Слова – водопад, чистый родник,
Замёрзший в ваших глазах.
Я заложник себе, я себе тюрьма,
Рифмую, на грани шизофрении.
Я узница творчества, сошедшая с ума,
Заключена в стенах стихиатрии.
Нас писали два года
Нас писали долгих два года.
Буквы сплетались в неровные абзацы.
Сбивалось дыхание, куда-то девалась гордость,
Горячие, безумные, будто нам по пятнадцать.
Нас долго писали:
О том, как ты сбивал мне температуру,
Как я вязала тебе свитера, которые ты не носил
(они были связаны криво),
Как мы ломали мебель
(дальше по тексту цензура).
Как мы любили