Маньяк, похожий на меня. Детективные рассказы и повести. Пётр Некрасов
к груди охапку сухих веток, и юный Брюс с ещё парой веточек в руке. В глазах обоих отражались языки пламени и читалось восхищение. Костёр удался.
Чего совершенно нельзя сказать о палатке.
Те, на чью долю выпала её установка, взялись за дело на редкость энергично. Витя Светлов, а правильнее сказать, Виктор Сергеевич Светлов, как и положено ответственному за всё здесь происходящее, давал ценные указания, сдвинув длинный козырёк джинсовой кепки на самые глаза. Одетый в шуршащий адидасовский костюм Миша Левин с ироничным видом вколачивал алюминиевые колышки в усыпанную сосновыми иголками почву. А могучий бородатый Толя старался удержать вертикально две палочки, которые вроде как должны подпирать крышу палатки. Тщетно. То есть, палочки Толя удержал, удержать что-либо ему не стоило ни малейшего труда. Но вот он ослабил хватку, и вроде как натянутая палатка сделала попытку завалиться одновременно вправо и влево, да так и застыла в нерешительности.
– Ой! – сказал Толя и озадаченно поправил очки с мощными диоптриями.
«Нет, с ними каши не сваришь», – в сотый раз подумал Саша Брославский. И тут же инстинктивно поглядел туда, где на поляне беспорядочно свалены рюкзаки. Котелок не забыли, это прекрасно. Не такие уж идиоты. Это я идиот, что сюда с ними попёрся.
Сосновый лес обступал поляну и сбегал к реке. Ещё один участник турпохода, Марецкий Вадим, сидел под одинокой сосной, прислонившись к её рыжему стволу рыжей башкой в огромных наушниках, и слушал обожаемый «Наутилус Помпилиус». Светлов, как лицо ответственное, уже не раз к Марецкому и подходил, и втолковывал, и кричал сквозь наушники, что, выехав на природу, слушать магнитофон неразумно в высшей степени, это и в городе, дома на диване можно делать с не меньшим успехом. Но Вадя Марецкий пропустил все доводы разума мимо заткнутых любимой музыкой ушей. Один лишь раз, переворачивая кассету, он возразил:
– Это не магнитофон, а плеер! Это во-первых! – и вывернул громкость до отказа. Гитару свою пресловутую он прислонил к той же сосне с другой стороны, а в ствол несчастного дерева демонстративно вонзил крохотный туристический топорик. По всему видно, что рыжий Вадя Марецкий страшно обижен, причём на всех. Он не разжигает костёр, не ставит палатку, даже не моет посуду – он слушает музыку и калечит деревья. Да ещё и ждёт: может, кому это всё не понравится?
«Он умрёт первым, – по привычке подумал Саша Брославский. – Его найдут утром под откосом, башкой в реке. В спине у Вади будет торчать этот самый топорик. И от кого же он, Вадя Марецкий, схлопочет топором по спине? Да от кого угодно. От той же Тани Таволгиной, если не отстанет от неё со своим „Наутилусом“».
– Танечка, а песню «Ворота» вы слышали? Или вас, филологов, такому не учат?
Таня уныло отвернулась. В отличие от всех остальных ребят, облачённых в банальные кеды, она зачем-то обула в поход тяжёлые, чуть ли не альпинистские ботинки и уже страшно устала. Присесть на траву, как остальные,