«Зверобои» штурмуют Берлин. От Зееловских высот до Рейхстага. Владимир Першанин
и выбил рычаги из рук.
Вперед вырвалась «тридцатьчетверка» и всадила подкалиберный снаряд в лобовую броню «штуги». Машина задымила, из люков выпрыгивал экипаж, следом показались языки пламени.
Но упрямый молодой лейтенант не желал уступать победу. Ведь «штугу» подбил он. Значит, должен поставить последнюю точку. Фугас был уже в стволе, а самолюбие помогло навести орудие точно в цель.
Трехпудовый снаряд взорвался под брюхом «штуги», проломил броню и согнул длинноствольную пушку. Вспыхнул бензин, сдетонировали сразу несколько снарядов, выламывая куски брони. Самоходка горела от носа до кормы, окутавшись клубами сизого дыма.
– Так ее, сучку немецкую! – оценил действия своего начальника экипаж. – Кто скажет, что не мы ее раскурочили!
– Молодец, Воробей! – поддержал по рации товарища Петр Тырсин, следивший за схваткой. – Как надо уделал фрица.
Лейтенант Воробьев не любил прозвище, которым за спиной окрестили его. Но правильно решил, что не в прозвище дело. Сработал нормально, если замкомандира батареи хвалит.
– Горит фашист, – высунувшись из рубки, лихо сплюнул девятнадцатилетний лейтенант. – Сейчас рванет.
Аэродром находился в трех километрах от места боя. Из «студебеккеров» выскакивали авиационные техники и солдаты охраны. С завидной расторопностью оцепляли территорию, выставлялись посты.
– Чего раньше сюда не спешили? – посмеивались над ними танкисты и самоходчики. – Пушки, что ли, испугались?
И кивали на развороченную 105-миллиметровую зенитку. Ее оставили для защиты аэродрома или не сумели эвакуировать из-за поврежденного лафета. Орудие успело сделать всего с полдесятка выстрелов. Зенитку с ходу разнесли фугасными снарядами «тридцатьчетверки».
Они же обстреляли спешно уходившие немецкие автомашины, в которые грузили оборудование и горючее. Водители вовремя разглядели русские танки и успели уйти из-под снарядов.
Взлетная полоса оказалась почти неповрежденной, чему больше всего обрадовался майор Лыков. Правда, немцы успели поджечь бензохранилище, которое полыхало с оглушительным треском. Языки пламени переплетались на высоте десятков метров. Авиационный керосин, смешавшись со смазочным маслом, гудел, выплескивая вместе с огнем густые клубы дыма.
– Хрен с ним, с горючим, – отмахнулся представитель штаба. – У нас своего хватит. Подвезем. Главное – взлетная полоса наша.
Немцы успели также поджечь и взорвать часть поврежденных самолетов. Те, которые уцелели, имели довольно жалкий вид. У немецких техников руки до них не дошли. Истребители и штурмовики с черными крестами на фюзеляжах были сплошь издырявлены в воздушных боях.
У некоторых подломились при посадке шасси, и они лежали на брюхе. У других отвалились или погнулись крылья, обгорели двигатели. Лыков с удовлетворением рассматривал работу своих коллег.
– Это вам, гады, не сорок первый год, – обходя «Мессершмитт» с вывернутыми пробоинами от 20-миллиметровых авиапушек,