«Зверобои» штурмуют Берлин. От Зееловских высот до Рейхстага. Владимир Першанин
погрузили на «студебеккеры» и отправили в Ландсберг. Для погибших долбили могилу, расширяя воронку на небольшом холме. У танкистов в строю остались четыре машины, еще две требовали ремонта. Два танка сгорели.
Чистякову повезло больше – он не лез вперед так неосторожно, как погибший командир танковой роты. Но досталось и его батарее. С разрешения Лыкова он сгонял на «Виллисе» к подбитой самоходке Петра Тырсина, своего неофициального заместителя.
Тырсину было за тридцать – самый старший по возрасту командир в батарее. В овчинной безрукавке и промасленном комбинезоне он вместе с поредевшим экипажем занимался ремонтом. Отложив кувалду, доложил Чистякову:
– Раненого эвакуировали, «студебеккер» подъезжал.
– Как он? Сильно ранен?
– Ничего, выживет. Его ребрами крепко приложило, а осколочные ранения неглубокие. Могло и хуже быть. Мы в корпус два снаряда словили. Болванка ходовое колесо смяла, и гусеница, вот, порвана.
– Почему вдвоем с механиком работаете? Где остальные?
– Радист связь налаживает, а наводчик на бугре с автоматом нас сторожит. Мы тут в чистом поле одни ковыряемся, да еще танк подбитый, вон, почти за километр.
Смуглый, с темными кудрями, похожий на грека, Петр Тырсин снял танкошлем, вытер пот с лица – намахался кувалдой. Вытряхнул из пачки трофейную сигарету, угостил Чистякова. Закурил и механик, сержант в заскорузлой телогрейке.
– Где сигаретами разжились?
– У фрицев, которые по нам стреляли.
– Туго пришлось?
– Метко сволочи бьют. Если бы ближе подъехали, они бы нас кумулятивными снарядами пожгли. А болванки броню не взяли, хотя оглушило крепко.
– Пушки вдребезги, – похвалился радист, который тоже вылез покурить. – И семь мертвяков. Некоторых по кускам раскидало.
Петр Тырсин служил в армии с начала тридцатых, начав с рядового бойца. Закончив артиллерийское училище, долго командовал гаубичным взводом. Войну встретил под Смоленском, воевал на Дону, дошел до Днепра, был несколько раз ранен. Когда стало остро не хватать командиров тяжелых самоходных установок, снова переучивался и стал командиром «зверобоя».
Петр Семенович Тырсин был мастер на все руки, воевал расчетливо и умело. По службе его не продвигали из-за малого образования – пять классов сельской школы. Да и сам он на глаза начальству не лез, держался в тени. Но дело свое знал и выполнял на совесть.
Бронебойный снаряд вмял, расколол ведущее колесо и застрял в нижней части лобовой брони, напротив места механика-водителя. Остатки колеса уже выбили и пытались вытащить застрявшую болванку, которая будет мешать при установке нового колеса.
– «Гадюки», глянуть не на что, – материл Тырсин компактные немецкие пушки калибра 75 миллиметров. – Высота – метр с колесами, а лупят крепко.
– Поэтому я тебе их поручил, – сказал Чистяков. – Метко бьешь. За километр их не просто достать.
– Чего там, – отмахнулся старший лейтенант. – Гаубица мощная, прицел тоже неплохой. Но с десяток снарядов потратили.
– Товарищ