Виновник торжества. Фридрих Незнанский
старушенции, живущей в пятиэтажке на соседней улице. Только после шумного скандала под ее дверью она все-таки впустила их в запущенную, заставленную старой рухлядью квартиру. Игорь долго и старательно вытирал ноги об половик, бывший в незапамятные времена лиловой майкой Витька, заметив одобрительный взгляд хозяйки. Он давно понял нехитрую истину – чем старательнее вытираешь ноги у порога, тем благосклоннее становится любая, даже самая лютая хозяйка. А когда он вытащил из кармана потертой флотской шинели апельсин и, тщательно вытерев его об рукав, вручил старухе, она совсем подобрела и даже покормила друзей обедом. Водки, правда, не дала. Сказала, что Витька еще неделю назад всю бутылку выхлестал. Врала, наверное. А может, и нет. Откуда у старухи-пенсионерки, к тому же непьющей, водка? Она скорее внуку морковку купит. Там хоть витамины. Для него-то Карагодин и припас апельсин. Жалел бледненького, худосочного мальчонку, который и слова-то сказать не мог, потому как был глухонемой от рождения. Витька Беляков иногда приходил к мамаше повидать сынка. И всегда это заканчивалось скандалом. Не мог Витька простить жене, что скрыла она от него страшную тайну: ее родители были глухонемые. Сама-то она была нормальная, даже симпатичная. Витька ее приметил на фабрике «Скороход», где работал грузчиком, пока за постоянные пьянки не выгнали. А Зойка, когда женихаться начал, ему о родителях ни слова не сказала. Мол, живут в Норильске, а она в общаге при фабрике. Ну не ехать же в такую даль свататься. Да и тем накладно – простые работяги.
Витька привел молодую жену к матери, та обрадовалась. Думала, может, теперь он за ум возьмется, пить бросит, вечернюю школу закончит. Он вроде и вправду поначалу угомонился, очень Зойка ему нравилась. Худенькая, бледная, глаза большие, ресницы пушистые… Прямо Снегурочка. Родился ребятенок, Мишаней назвали. Жить бы да радоваться. Вот и радовались поначалу. Малыш не орал, как все дети, только тихое гугуканье из него выходило, даже когда слезы градом катились. Радовались, даже когда не заговорил до двух лет. Витькины братья-сестры тоже все после двух лет слова произносить начали. А когда и в два с половиной сынок все еще гугукал, к фабричному врачу повели. Врач допрос учинил Зойке. Та в рев. Говорит:
«Я же все слышу, думала – и детки такие будут!» Врач только руками развел.
– Что же вы вовремя не поинтересовались? Вам бы любой фельдшер сказал, что глухонемота через поколение передается. Но убиваться так тоже не следует. Есть у нас в стране детские учреждения для таких детишек, их учат с губ читать. И профессии обучают. Хотите, посодействую.
Но Витька прямо как сбесился. Все твердил Карагодину, что его Снегурочка ему порченого ребеночка подсунула. Запил страшно, тут уж мать с Зойкой не выдержали и в шею его выгнали, стал он жить у дружка-истопника в бойлерной. К матери только мыться ходил. Хотел у Карагодина притулиться, но тот не разрешил:
– У меня бабы бывают. Без всякого расписания. Приведу, а тут ты чалишься. Мешать будешь.
– Ну, Игоряша, будь