Химически чистое искусство. Пётр Иголкин
криков, кто они такие.
– Представляете, а он на меня упал! – запеваю я ту же песню.
Да, в психологи я не гожусь, и успокаивать людей, видно, мне тоже не дано. Так или иначе, нужно было поддержать те же представления, что и для всех остальных. Иммунитет от угрызений совести после вранья вырабатывается в два счёта.
– Да ладно?.. – удивляется он. – Простите за это, мы… Кх-м… В общем, мы собратья по несчастью, получается.
– В каком-то роде, да.
– Он что-нибудь сказал вам, что-нибудь кричал? – начинает расспрашивать Марина, быстро прискочив ко мне.
– Боюсь, что нет. Я… я не помню, всё было так быстро. Но, по-моему, нет.
Неловкость вызывает ещё и то, что они целиком и полностью облизывают меня извинениями. В этот момент я даю слово, что больше никогда не пойду на поводу у своих сиюминутных желаний.
Эдуард выводит заплаканную Марину в коридор, и сам возвращается ко мне. Как же хочется вырвать свой болтливый язык! Какая скверность!
Эдуард – в тысячу первый раз – извиняется за жену, сказав: «Натерпелась, душечка». Он просит об услуге, чтобы я каждый день разговаривала с его сыном, присылала все показатели, которые будут давать врачи (с ними он договорится), им на телефон. Он сразу даёт номера Марины и свой. В итоге он просил всё то, что я и так делала, а данные от врачей мне самой были интересны до крайности.
– Жена, она… Как бы сказать, она не хочет его видеть. Не в смысле «не хочет», а в смысле «не может» – больно ей от этого. Понимаете?
– Понимаю, понимаю. – И я не вру. Ещё как я её понимаю.
IV
Близка выписка. Я спокойно хожу, но корсет всё ещё на мне. Хандра пробирает до костей. Мама зашла всего один раз, Марк один, и Нико ещё трижды. Сега не появлялся. Азарт мыслей утихал, вместе с ним угасала и живость. Надеюсь, по выходу всё образумится.
Показатели Дани мне приносят медсёстры. Но и здесь скучнейшая стабильность с минимальными отклонениями: все параметры от сердечных ритмов, до активности центральной нервной системы медленно, но верно падали вниз. Я всё отсылаю родителям Дани, но отвечает мне только отец. Мать просто присылает плюсик.
Отец его весьма самобытен. У нас с ним развязалась переписка: были и прения, и истории из жизни, и про профессию. Оказалось, он работает инженером на золотоперерабатывающем заводе, там же где работал его отец. Эдуард взял свой единственный отпуск, чтобы прийти в себя после случившегося. Я пыталась его успокаивать, возможно, слишком навязчиво, говоря, что он отличный отец.
Но и он тот ещё льстец! Как-то написал мне, что мы с Даней были бы неплохой парой, в ответ на: «Я уверена, Ваш сын был очень умным парнем, прелестным молодым человеком». Эдуард начал длиннющий рассказ о Дане, отзываясь о нём как об очень способном человеке, педантичном, но сложном на язык, ни разу при этом не упомянув об особенностях поведения Дани. И что мне было ответить на это? Конечно же я согласилась, потому