Загадка о тигрином следе. Антон Кротков
глядел на козлебородого – тот стоял в полный рост над ним, в то время как Одиссей сидел на стуле, и от этого неравенства позиций, ощущение исходящей от чекиста опасности только усиливалось.
– Видите ли… – немного запинаясь от волнения и от этого злясь на себя, начал Одиссей после некоторого раздумья. – Я кабинетный учёный. Теоретик. А у вас, как я понимаю, организация, которая занимается сугубо практическими делами…
Вторую часть своего ответа арестант закончил уже более уверенно, полностью овладев собой:
– И вообще, я человек не военный. Меня даже в армию не взяли из-за плохого зрения.
Козлебородый язвительно парировал, по-прежнему демонстрируя удивительную осведомленность:
– И всё же в августе 1915 года плохое зрение не помешало вам записаться в кружок военной подготовки, организованный при университете кем-то из ваших патриотически-настроенных коллег. И исправно посещать его почти четыре месяца. Так что не говорите, Христа ради, что ни разу в жизни не держали в руках оружие. Ложь – есть грех.
Одиссей понял, что сам загнал себя в ловушку. Далее юлить и изворачиваться становилось смертельно опасно. Тем не менее, душа его протестовала против того, чтобы идти на службу к власти, чьи верные опричники без санкции прокурора хватают по ночам законопослушных граждан, держат их сколько им вздумается в подвалах своих тюрем, после чего десятками без суда и следствия расстреливают, предварительно по-бандитски заставив раздеться почти донага.
– Неужели из всех светил востоковедческой науки и многоопытных чиновников Министерства иностранных дел вы не нашли никого более опытного, кто согласился бы служить вам? – не удержавшись, съязвил Пётр, хотя и понимал, что жизнь его висит на волоске, и шутить подобным образом в его положении равносильно самоубийству.
Хозяин кабинета потемнел лицом. Он как-то странно посмотрел на молодого человека и, сутулясь, отошел к окну. Некоторое время молча простоял там, наблюдая за кружащей над заснеженными крышами стаей голубей. Было странно, как этих птах ещё не изловили и не съели в голодной Москве.
Луков не отрывал взгляда от немного сгорбленной узкой спины козлебородого. Чувствовалось что при своём надломленном суровыми жизненными испытаниями здоровье, этот человек обладает колоссальной внутренней духовной силой.
Между тем присутствующие в кабинете высокопоставленные чины ВЧК (а), которые до этого момента не вмешивались в разговор, стали давить на несговорчивого арестанта:
– Напрасно, вы отказываетесь служить нам. Лучше подумайте о себе и своей семье. Человеку вашего происхождения и ремесла сейчас очень не просто выжить в голодном и холодном городе. А у нас вы будете получать хороший паёк и ещё весьма недурственное денежное содержание. Вам и вашему отцу будет оставлена пятикомнатная квартира в бывшем доходном доме в Серебряном переулке, которую вы сейчас занимаете незаконно, ибо тысячи рабочих