Космические Робинзоны. Алексей Анатольевич Рожков
это ощущение… Я узнал тогда, что у меня есть ангел-хранитель, ещё не понимая тогда, как объяснить это явление. Просто я смирился и пошёл ко дну в ледяной воронке, как вдруг в голове у меня прозвучал голос:
– «Твоё время ещё не пришло…».
И меня, обессилевшего, полумёртвого от холода, буквально вытащило что-то, плавно подвело к краю провала и помогло забраться на твёрдую поверхность.
Потом, наверное, в большей степени для себя, чтобы как-то внутри своей головы объяснить необъяснимое, я придумал историю, что вспомнил про пионеров-героев, умерших под пытками, но не предавших Родину, что непоколебимая сила воли советского пионера, как в фильме про Павку Корчагина, не позволили мне сдаться. Хотя я и плавать-то толком не умел, отец только тем летом начал меня понемногу отпускать на местной речушке, и мог проплыть я не более трёх метров. Неведомая сила подхватила меня из воды, из самой ледяной бездны, и я всё-таки сумел зацепиться за край полыньи и чудесным образом выбраться на пузе, буквально выползти, на асфальт. Потом я пытался забыть и неведомую силу, спасшую меня и загадочный голос-ощущение в голове, но уже тогда, впервые столкнувшись с мистикой, даже в столь нежном возрасте, всерьёз задумался о религии и смысле жизни.
– А ты и правда это помнишь? Ну голос, неведомую силу… Может ты всё это выдумал? – Санёк не очень верил во всю эту сказочную чушь.
– Может и так. Хочешь верь, хочешь нет, дело твоё, – Родион смотрел куда-то в сторону и был безразличен к оценке его слов.
– Ну, и что же было дальше?
– Дальше… Я вылез из провала весь мокрый с ног до головы, в свинцовом, набухшем холодной ледяной водой пальто и такой же шапке-ушанке. Если бы не было той силы, веришь, нет, но пошёл бы я, друг мой, на дно, и никто бы меня не нашёл до весны, такие дела. А в тот момент сила духа советского пионера и подвиг Карбышева не позволили мне свернуть с намеченного пути. Мокрый, трясущийся, весь покрытый сосульками от заледеневшей воды, я всё-таки стойко дошёл до огромной краснорожей тётки с заиндевевшими ресницами, в белом грязном халате, надетом на телогрейку, торгующей на сорокаградусном морозе на вокзале с уличного лотка с надписью: «Мороженое». Тётка как дракон периодически дышала паром из рта на замёрзшие руки и приплясывала в валенках на морозе, подозрительно посматривая на меня.
– Тебе чего, малец?
– Мне стаканчик молочного за 10 копеек!
– А ты в ледышку окончательно не превратишься?
– Да я не себе, тётенька, я братишке, болеет он шибко.
Я, конечно, бессовестно врал. Никакого братишки у меня не было, потому что в те годы советские граждане не могли позволить себе более одного ребёнка. К тому же кормить больного ребёнка зимой мороженным не самая хорошая идея для лечения, но тётка в нестыковки вдаваться не стала.
– Ну держи, только беги скорее домой, отогревайся! Смотри – весь промок! Где тебя так угораздило?
Представляешь какие мы были железобетонные дети? А всё почему? Потому