Космические Робинзоны. Алексей Анатольевич Рожков
страшно, как в тот момент, когда мы двигались в неизвестность на скрежещущем, задевающим за металлоконструкции лифте, создающем полное впечатление, что мы в фильме ужасов, мне ещё не было никогда. Лифт всё двигался и двигался вверх, а мы стояли на его крыше, рискуя каждую минуту задеть за что-то и быть разрезанным на куски. Притихшие, трясущиеся, два маленьких беззащитных человечка, вся жизнь которых была во власти судьбы. Тут я увидел потолок. Действительно, мы ехали прямо в него. Мы находились как бы внутри страшного пресса, между молотом и наковальней, которые готовы были сплющить нас в любую минуту. О-о-о-о! Это была бы страшная смерть. Смерть, которой не позавидуешь.
– На фиг я с тобой связался, – плачущим голосом шептал я Рыбе, – нас же сейчас расплющит.
Но Рыба только смотрел безумными глазами и истерически улыбался, как будто в нём сидело какое-то другое, неведомое существо. Что-то демоническое, не человеческое, которому не страшны ни смерть, ни что другое в этом мире. В его лице, я видел точно, проступали черты кого-то другого. Это было не знакомое мне с детских лет лицо Андрюхи с шестого этажа, хулигана и двоечника, но в целом доброго парня, который никогда не сделает ничего дурного. Это была маска злого, дьявольского, необъяснимого.
Уже когда мы должны были пройти отметку девятого этажа, а внутри шахты имелись специальные, нанесённые красной краской надписи с номерами этажей, буквенными кодами и непонятными цифрами, преодолев последний Рубикон, и уйти в финальный взлёт под пресс между лифтом и потолком, вдруг что-то щёлкнуло. Кабина, на которой мы стояли, покачнулась и встала с жутким скрипом. Я услышал звук открывающихся дверей и шаги неизвестных, заходящих под нами в лифт. Мы с Рыбой облегчённо вздохнули.
– Фух, кажись пронесло… – прошептал я.
– Да тише ты, услышат эти, под нами, – Рыба приложил палец ко рту.
– А что будет, если они услышат?
Я спросил приятеля тихим шёпотом, буквально беззвучно, но мой немой вопрос Рыба оставил без ответа. Мы продолжали молча стоять на крыше лифта, а под нами разыгрывалась настоящая театральная сценка. В кабине, не подозревая, что над ней двое мальчишек, ехала супружеская пара, продолжая начатую ранее беседу. Мы с Рыбой всё слышали и переглядывались, корча рожи и изображая незадачливых пассажиров под нами. Видеть их мы не могли и потому не знали, как они выглядят. Это представление давали только их голоса.
– Вот я же говорил, что именно так и произойдёт, – писклявым голосом говорил невидимый мужчина, – ну вот что ещё можно ожидать от твоей мама́н! Вот потому я и не люблю к ней обращаться. Поговорил, как… кху-кху… наелся!
Рыба, изображая невидимого говорящего, вытаращил глаза, открывал рот и делал движения руками как марионетка, да так точно попадал в слова, что мне стало безумно смешно. Чтобы не расхохотаться, я обеими руками зажал рот и еле сдерживал слёзы.
– Вот вечно ты во всем обвиняешь моих родителей, – отвечала ему смешным, полумужским басом невидимая собеседница, – ты посмотри сколько они для нас сделали! Имей совесть! А то всё тянешь и тянешь из них, они что тебе, дойные коровы?
Тут