Избранный выжить. Ежи Эйнхорн

      Какой-то мужчина в бомбоубежище говорит Пинкусу, что он видел на нашей улице убитую лошадь. Бомбардировка продолжается, может быть, чуть менее интенсивно, но мы все равно слышим свист осколков. Тем не менее Пинкус покидает убежище и выходит на улице. Я иду за ним, но он велит мне остаться у входа.

      Стоит ясный и довольно теплый сентябрьский день. Самолетов не видно, но я слышу разрывы неподалеку. В нескольких местах горит, я вижу серый дым, самого пожара, правда, не видно. Надеюсь, что никто не остался внутри, как это должно быть ужасно – быть запертым в горящем доме. Кстати, можно ли выйти из нашего бомбоубежища, если дом загорится?

      Несколько домов, насколько хватает взгляда, разрушено – одни до основанья, у других уцелели нижние этажи. Один из этих домов стоял прямо рядом с нашим – это, должно быть, произошло сегодня утром, когда мы слышали сильный взрыв и весь подвал затрясся. После взрыва был слышен жуткий грохот рушащихся стен – там, конечно, никто не мог уцелеть. Чуть подальше, на другой стороне улица – дом с обвалившимся фасадом. Можно заглянуть во многие комнаты, издалека они кажутся неповрежденными. Я вижу шкафы, столы и стулья, все на своих обычных местах, в углу красивая кафельная печь, видны картины на стенах и ковры. Окна выбиты, некоторые заботливо прикрыты бумагой или одеялами. Чуть подальше на улице лежит убитая молодая женщина в черной юбке, темно-красной цветастой блузке и зачесанными назад, все еще красивыми блестящими черными волосами, отброшенными на тротуар.

      В пятидесяти метрах от нашего дома, может быть, даже поближе, на мостовой лежит труп сильной пегой лошади, губы ее оттянуты так, что видны большие желтые зубы, кажется, что она смеется. Несколько человек суетятся вокруг, отрезая куски мяса. Пинкус встает где-то у хвоста лошади и начинает отрезать кусок от ляжки острым ножом, одолженным в бомбоубежище, он выглядит спокойным и собранным, хотя и видно, что торопится. Тем не менее проходит четверть часа, а то и больше, прежде чем он заканчивает работу. Сара волнуется, что я стою на пороге убежища, она зовет меня, но я не ухожу. Тогда она подходит ко мне и говорит просящим и раздраженным тоном: «Немедленно вернись в убежище! Тебе мало того, что отец рискует жизнью?» Но я, всегда такой послушный, не могу сдвинуться с места – я стою и смотрю. Наконец Пинкус тяжело бежит назад – я не так часто видел, как он бегает. В руках у него большой кус лошадиного мяса.

      Сара делит мясо с той семьей, которая одолжила нам нож, и спрашивает Мориса, будет ли он есть, но тот ворчливо отказывается.

      В убежище есть большая спиртовая плита, на которой можно приготовить еду или вскипятить воду. Сара готовит блюдо из свежей конины с пряностями, принесенными ею из дома.

      Я никогда раньше не ел конину. Мясо, которое я ем сейчас в подвале дома Мориса, довольно жесткое и сладковатое на вкус. Только сейчас мне становится понятной поговорка о том, что голод – лучший повар.