Канареечный вальс. Гюля Мехтиева
согрелась
От чего –
От слова, сказанного вскользь,
От взгляда, брошенного мельком.
Пейзажа за окном –
Пускай осеннего.
Но все ж,
И в нем проснулись блики солнца.
Гляжу в узорное оконце,
И что-то душу веселит,
Пустые мысли хоронит
На дне ее, на дне колодца.
Мало узорное оконце,
Мне чрез него не разглядеть
весь мир большой.
Упорством движима, стараюсь
И на везенье полагаюсь.
Авось мелькнет тот яркий свет
за матовым стеклом,
Заденет сказочным крылом.
1999
«Свет фонарей бьет мне прямо в глаза…»
Свет фонарей бьет мне прямо в глаза.
Мама!
Сон поглотила большая слеза.
Мама!
Стон из лесов, стон из полей,
Мама!
Белых волос твоих синяя тень,
Мама!
Много обид и много потерь
Ночью.
Мало распахнутых белых дверей
Ночью.
Много врагов, мало друзей
Ночью.
Мало оставшихся радостных дней
Ночью.
Нет, не настанет уже никогда
Завтра.
Не обернется рекою вода
Завтра.
Не прилетят из дали журавли
Завтра.
Хоть это и вечное право земли – завтра.
1999
«Где-то что-то оборвалось…»
Где-то что-то оборвалось
И рассыпалась удача.
Я как будто оказалась
За стеной немного плача.
Я как будто прекратилась,
И закончилась навеки.
Только время отозвалось
В опустевшем человеке.
Только время заглянуло
В час вселенского причастия,
Злое время обвинило
В неприкрытом соучастии.
В соучастии с Богом, веком, днем,
Причастии к погоде.
Злое время предрешило
Подчинение природе.
Я бегу, и в беге этом отражаются столетья.
Все пространство поглощают
золотые междометья.
Как когда-то в час заката, в час
спокойного отлива.
Голос лунный озадачил воды синие разлива.
Я хочу листком остаться, тонким
перышком желаний,
Чтобы после возродиться от постылых
ожиданий.
Я хочу проникнуть в тополь, в душу
дерева вселиться,
Зная, этот странный шелест на рассвете
прекратится.
И поднимутся навстречу звезды белые
сознанья.
Кто-то мудрый погрузится в глубину
иного