Деяния, преступность которых исключается в силу социальной полезности и необходимости. С. В. Пархоменко
удачна стилистически, так как, с одной стороны, недопущение причинения вреда, равного вреду предотвращаемому, как условие правомерности крайней необходимости избавляет от необходимости говорить о более значительном вреде. С другой – обозначение причиненного вреда только как более значительного, при том что фактически не допускается причинение и равного вреда, заставляет законодателей названных УК говорить и о равном вреде. В этой связи представляется наиболее правильным говорить просто о менее значительном вреде, раскрывая содержание последнего (если в этом есть необходимость) так, как это делается в УК Кыргызской Республики, в котором в ч. 1 ст. 37 «Крайняя необходимость» сначала речь идет о менее значительном вреде, а при определении превышения пределов крайней необходимости в ч. 2 – о причинении вреда равного или более значительного.
Оригинальную позицию в рассматриваемом вопросе занимает грузинский законодатель, который решение вопроса о правомерности крайней необходимости ставит в зависимость не от размера причиненного вреда, а от значимости блага, которому он (вред) причиняется: «…если блага, которым был причинен вред, были менее значительными, чем спасенные» (ст. 30 УК Грузии). Дело однако в том, что сами эти правовые блага в УК Грузии не называются и не ранжируются в зависимости от их ценности. Причем этот вопрос обходится стороной не только в рамках обсуждаемой проблемы, но и при определении задач, стоящих перед УК. Тем самым данный вопрос полностью «отдается на откуп» правоприменителю.
По нашему мнению, критической оценки заслуживает и другой аспект регламентации крайней необходимости в УК бывших союзных республик. Речь идет о том, что в отдельных из них поведение лица в данном состоянии характеризуется не как причинение вреда (как это имеет место в УК Украины, Азербайджанской, Кыргызской Республик, Республик Таджикистан, Казахстан), не через понятие деяния (УК Республик Молдова, Узбекистан, Литовской Республики), а только как действие (УК Грузии, Республики Беларусь, Латвийской, Эстонской Республик). Между тем хорошо известно, что именно крайняя необходимость относится к числу тех немногочисленных ОИПД, которые могут быть реализованы не только путем действия, но и бездействия.
В двух УК рассматриваемой группы традиционный нормативный материал о крайней необходимости дополняется указаниями «льготного» характера на уголовно-правовое значение сильного душевного волнения, вызванного угрожавшей опасностью и затрудняющего оценку соответствия причиненного вреда этой опасности (ст. 39 УК Украины), и наступления вреда в ситуации, когда «действия, совершенные с целью предотвращения опасности, не достигли своей цели и вред наступил, несмотря на усилия лица, добросовестно рассчитывавшего его предотвратить» (ст. 36 УК Республики Беларусь). Оба эти вопроса и особенно последний имеют важное значение и, к сожалению, в отечественной практике решаются