Шутка обэриута. Александр Товбин
сердце, лёгкие, распирая до хруста рёбра, но я не мог дать имя мукам своим.
Замысел был, но – какой?
Опять: безотчётно вернулся в Петербург, безотчётно заглянул во «Владимирский пассаж»… – чтобы опознать-конкретизировать замысел?
Беда ли, удача, но чем меньше мне оставалось жить, тем грандиознее, – не благодаря ли неопределённости, безымянности? – становился замысел.
– Пирожное с ликёрной пропиткой, цукатами, – с манерностью оперной арии пропела гламурная Карменсита; селфи.
– Жизнь продолжается? – ирония на рыбьем лице; костюм-тройка; таблицы с суетными цифрами…
– Трампа могут избрать?
– С перепою? У зомбированного электората случится приступ белой горячки? – передёрнул узор таблиц.
– Правда, могут?
– Не могут!
– Ушлый, фактурный, конкурентов давит, как танк.
– Чудес не бывает.
– Чудес? – Селфи, селфи, селфи…
– Даже лопухов из ржавой глубинки не охмурит, – понизив голос, – все знают, что им Кремль манипулирует.
Так: обезглавили француза-заложника, – строчка из Интернет-трясины врывалась в топ; мировая политика вырождалась в триллер…
И триллер развёртывался сетями и медиа во все стороны Света, заливая кровью пустыни и города.
Тотальный триллер с отрезанными головами, взрывами; дежурное кровавое меню, запиваемое капучино с ванилью…
Откровения, справа:
– Подстава?
– Месть!
– Трупы?
– Три.
Слева:
– «Раффайзен» вывел активы?
– До копейки и – свет потушил; селфи, селфи, селфи…
– Арендаторы?
– Ноль, хотя место бойкое.
– Почему альпийцы свалили?
– Нахлебались.
Вновь справа:
– Сорвался в штопор…
– С бодуна в бутылку полез? – высвобождая из фольги шоколадку.
– Задолбали.
– Братки?
– Налоговики, под эф-эс-бешной крышей.
– Трясли по делу или рэкетиров с бейсбольными битами наслали?
– Божился, что чист, – бизнес отжимали.
– А если бэкграунд чистоплюя забыть?
– Грузил на политику, – шили финансирование оппозиции.
– Прессовали?
– По полной программе.
– Проколется, если тиски зажмут?
– Ищи-свищи, судейских проплатил и – в бега.
– Догоняли?
– Испарился.
– Где выпал в осадок?
– В Доминикане.
– Завидую.
Ну да, – французу-заложнику не повезло, отрезали голову; жестокость и абсурд синтезируются, переводятся в норму…
О, сколько бы ни наплакал я в собственную жилетку, мне вообще-то было бы грешно жаловаться.
Выйдя на пенсию, я жил на два дома: лето – с недельными довесками мая и сентября, – проводил в Петербурге, бездумно и счастливо слоняясь по невским набережным или