Страшная граница 2000. Часть 3. Петр Илюшкин
а жинки нету. Записка токмо. Убёгла жинка до хутора. Не хотит, грит, терпети бой от паганава супружника.
– Так она чего, до хутора, к родителям, побёгла? – удивился я решительности молодой хуторянки.
– Знамо дело, до хутора! – вздохнула старушка. – А Славик и збесивси! Как стрельнёт у портрету! Грит, убью дуру! И побёг!
– Куда побёг? – воскликнул молчавший до того Коля Пшеничный.
– Знамо куда! На хутор к сабе!
Лейтенант, выслушав наши разведданные, начал бегать по караулке, как тигр в клетке. Голова его искрила от напряжения, выдавая «на-гора» единственную истеричную фразу:
– Твою ни мать!
Коля Пшеничный мрачно крутил головой вслед за тигриными прыжками лейтенанта. И, почесав затылок, предложил:
– Товарищ лейтенант! Гаврилов взял деньги у бабули. Но совсем мало. На частника-таксиста не хватит. Стало быть, поедет на автобусе. Надо бежать на автостанцию.
Лейтенант остановил свой нервный галоп и удивлённо посмотрел на странного курсанта:
– Пшеничный! Ты дурак, что ли? С автоматом – на автобус?! Ты чё! Скорее всего, захватит легковушку да ринется догонять свою жену. Сколько до его хутора по трассе?
– Ну, километров сто пятьдесят, ежли через Михайловку иттить. Город такой перед их Безымянкой.
Глущенко пожевал губами, наморщил лоб. И решил:
– Так! Едем на моём «Запорожце»! Ильин, Пшеничный, сдать оружие и за мной! Сержант Краюшкин, принимай командование на себя! Никому не докладывай!
Пока мы стремительно мчались, как черепахи, на стареньком пыхтящем «Запоре» по ночной трассе, Глущенко выспрашивал подробности о беглом курсанте.
Главным образом, интересовала его возможность уговорить бешеного Славика сложить оружие и не пострелять полхутора.
В городишке Михайловка мы заехали в местный отдел милиции, и лейтенант кратко обрисовал ситуацию. И попросил помощи в разоружении курсанта.
Сонный капитан долго таращил удивлённые глаза на странных военных, рассказывающих о вооружённом солдате. Не верил! По вскоре проснулся и начал действовать. Позвонив куда-то, он затребовал взвод из батальона Внутренних Войск, квартировавшего в городке.
И пообещал нашему литёхе, что курсант никуда не денется:
– Окружат его, постреляют над головой. Сложит оружие как миленький!
– А если не сложит? – насторожился я такой решительности местных ВэВэшников.
– Пристрелял. И дело с концом! – сонно зевнул капитан.
Слова эти сильно подействовали на Глущенко. Выскочив из милицейского околотка, он запрыгнул в свой «Запор»:
– Едем! Надо опередить этих костоломов! Пристрелят дурака Гаврилова, даже не поморщатся!
На подъезде к хутору Безымянка фары высветили скромный белый обелиск с красной звездой на верхушке.
– Сражение здесь было в Гражданскую войну! – сквозь рёв и дребезжание авто крикнул я. – Красные преследовали белоказаков, своих же станичников. И напоролись на засаду.