Земля обетованная. Андре Моруа
некогда французские крестьяне самой отборной породы, с XV века владели фермой близ Лиможа и занимались земледелием. Во времена Революции один из отпрысков этой семьи, Антуан-Артэм Форжо, вступил в армию. Став офицером в 1792 году, а затем, при Наполеоне, полковником и графом, он ушел в отставку в 1815-м, осел в Сарразаке, пристроил к дедовской ферме два дома, а затем купил маленький замок, возвышавшийся на холме, над деревней. Полковник Форжо окультурил обширные ланды и научил всю округу выращивать на них кукурузу. Когда началось завоевание Алжира, он, по просьбе короля, вернулся на военную службу и уже в чине генерала командовал одной из колонн, взявших Константину. В Сарразаке его бюст украшал площадь перед мэрией.
Его сын Пьер-Антуан Форжо в юности служил офицером в Алжире, а позже, подав в отставку, также осел на родине отцов, стал мэром Сарразака, сенатором от Верхней Вьенны, а в 1890 году в течение нескольких месяцев занимал пост министра сельского хозяйства. Рауль-Антуан Форжо, «сын предыдущего» и отец Клер, поступил в Сен-Сир и на удивление быстро сделал военную карьеру в Африке. Казалось, сама судьба сулила этому красавцу-мужчине с ярко-голубыми глазами, прекрасному всаднику, опытному воину, с его славным именем и личными качествами, высшие командные посты в армии. Однако во времена министра Комба и закона о конгрегациях[3] он внезапно оставил военную службу, притом что был самым молодым полковником Франции.
Дело полковника Форжо, ныне давно забытое, наделало немало шума во французской прессе. Оно вызвало самые ожесточенные дискуссии в обществе, поставив перед ним вопрос о свободе вероисповедания, который газеты трактовали, в зависимости от политической ориентации, каждая по-своему. Это было время, когда щуплый старичок с седой бородкой, которого карикатуристы правого толка изображали дьяволом во плоти, отказывал религиозным деятелям обоих полов в праве учить молодежь. Если монахи сопротивлялись, их изгоняли из монастырей с помощью жандармов. В Бретани и во многих других провинциях население протестовало и чинило препятствия этим репрессиям. Случилось так, что полковник Форжо, командовавший в Ренне драгунским полком, получил приказ отправиться в одну бретонскую деревню и закрыть школу, где детей учили монахини. Вернувшись домой в сильном волнении, он передал жене разговор, который состоялся у него с непосредственным начальником, генералом Леду. Госпожа Форжо, высокая сухопарая, энергичная дама, не колеблясь, высказала свое мнение:
– Вы не должны подчиняться, иначе вам грозит бесчестье.
– Не так-то это просто, – отвечал полковник. – Я ведь солдат и обязан выполнять приказы. Разве я имею право их обсуждать?
– Вы, прежде всего, христианин, – возразила мадам Форжо, – и не можете ставить человеческие приказы выше Господних.
Женщины вносят в государственные дела примитивный, почти дикарский пыл, который делает их такими сильными в сердечных делах. В спорах они с презрением отбрасывают аргументы и даже факты. Их епархия – любовь