Земля обетованная. Андре Моруа
была пристыжена и с этого дня принялась, втайне от взрослых, подвергать себя множеству испытаний, чтобы покончить со своей изнеженностью. Каждое утро за завтраком она прижимала ладошку к горячему кофейнику, стараясь терпеть боль все дольше и дольше. «Не хочу! Не хочу! – твердила она себе. – Не хочу! Не хочу!» Спустя какое-то время она могла безбоязненно брать в руки предметы, одно прикосновение к которым еще полгода назад заставило бы ее завопить от боли.
– Эта малышка абсолютно бесчувственна! – говорила ее мать.
Она ошибалась: Клер просто отказывалась чувствовать. Однако ей так и не удалось смириться с другой манией отца – принуждать к постоянной деятельности всех, кто от него зависел. Полковник не выносил вида человека, который средь бела дня спокойно сидел без дела.
– А ну-ка, вставай! – командовал он дочери. – Иди побегай! Или поиграй в серсо.
– Я уже пробовала, – отвечала Клер. – На улице слишком холодно.
– Холодно? Да у тебя просто кровь ледяная!
– Клер родилась ледышкой! – сетовала мадам Форжо. – И с тех пор никак не может согреться.
– Черт возьми, да она попросту не упражняется! – сердился полковник. – Ну, можешь ты мне объяснить, что ты делаешь одна там, на лестнице?
Нет, Клер не могла объяснить, что она рассказывает себе всякие истории, что ее пальцы превращаются в сказочных персонажей, в труппу актеров, где у каждого есть определенное амплуа, почему и приходится без конца сочинять сценарии то для одного, то для другого. Мизинец, например, был ребенком; безымянный палец – матерью этого ребенка; указательный и средний исполняли роли отцов и мужей, а большой палец служил шутом или колдуном. А еще она призывала в свои грезы персонажей с гобеленов, висевших в гостиной. Она наделяла их именами: месье Полидор Карге, баронесса де Вальфлёри, Нелли Лавердюр… Опасного бандита звали Энрико Сакки. Что же касается двух портретов, висевших над лестницей, – первый, кисти Ван Лоо, изображал прабабушку мадам Форжо; второй, кисти Энгра, первую графиню Форжо, с юным, смеющимся, ясным личиком, – девочка обожала их и горько плакала в тот день, когда незнакомый мерзкий человечек после таинственных переговоров с родителями увез картины в своем экипаже. Это похищение и долгий плен добавили несколько печальных эпизодов к саге о двух «дамах с лестницы». Клер никому не поверяла свои выдумки – она боялась насмешек со стороны родителей.
Атмосфера дома в Сарразаке напоминала те летние дни, когда небо безоблачно и все же воздух насыщен смутной, тяжкой тревогой, предвестием надвигающейся грозы. Клер не понимала скрытых причин разногласий между отцом и матерью, но знала, что они не ладят друг с другом и что ей не суждено, в отличие от других детей, жить в счастливой и жизнерадостной семье.
Ее сердечная боль и сожаления сделались еще острее с того дня, когда брат отца Шарль Форжо и его дочь Сибилла провели в Сарразаке несколько дней. Тут-то Клер и обнаружила, что родителей и детей могут связывать совсем другие отношения, никак не похожие