История российского конституционализма IX–XX веков. Ю. В. Пуздрач
все же провозглашались в качестве главной задачи государя заботы о «всем христианстве», казались непостижимыми.[443] Мало кто догадывался, что за всем этим стоял точный расчет.
Позже славянофилы, например К. С. Аксаков, М. Ф. Владимирский-Буданов и др., обратили внимание на определенную связь между вечевой формой управления и соборами,[444] увидели в этом развитие вечевого порядка, проявление соборности и единения царя и народа.[445] Такую точку зрения разделяют и некоторые современные авторы.[446] По их мнению, на это единение указывают многочисленные факты непосредственного общения царя и народа,[447] а также существовавшая длительное время соборная практика рассмотрения челобитных, подаваемых представителями населения на заседания Собора, чем, собственно, и обеспечивалась информационно-обратная связь между центром и окраинами и сближение царской власти и народа. Здесь необходимо сказать об уникальном русском правовом феномене – праве соборных петиций, которое в Московском государстве принадлежало как отдельным лицам, так и отдельным классам. Только соборные петиции могли иметь значение непререкаемого голоса всей земли. В дальнейшем оно (право) трансформировалось в право законодательной инициативы с предоставлением проекта закона и правом осуществления контроля над деятельностью правительственных органов.[448]
Однако Земские соборы не согласовывались с системой власти, выстраиваемой Иваном Грозным. Собор нужен был ему как средство борьбы за единоличную власть, как определенный противовес аристократической вольнице. В результате подобной политики Земские соборы стали продуктом административного творчества, укрепившего положение высшей бюрократии, думных дворян и особенно думных дьяков,[449] а не плодом продолжительной политической борьбы. Соборы середины XVI в. положили начало большой творческой деятельности в области государственных преобразований, стали важным фактором организации власти централизованного государства: теперь совет государя, состоявший преимущественно из наследственных советников, из князей и бояр, а также высшего духовенства, расширялся за счет представителей всех групп правящего класса из разных земель Российского государства. Однако эти соборы можно рассматривать лишь как зачаточную форму Земских соборов.[450] Действительно, в это время Земский собор как государственное учреждение не имел еще ни четкой структуры, ни четкой компетенции.[451] Практика созыва и порядок заседаний, тем более состав, не были строго регламентированы и изменялись; постепенно формировалась и, так сказать, соборная терминология;[452] жестко установленной процедуры выборов, каких-либо квот выработано так и не было. По общему требованию представлялась вся земля, на деле обеспечивалось представительство отдельных групп населения, к строго территориальному представительству никто не стремился. По-видимому, первым настоящим Земским собором
См.:
См.:
К примеру, А. В. Карташев пишет, что монархия в лице Ивана IV предпочла быть демократической, т. е. опираться на непритязательный в политическом отношении народ, но не примириться с претензиями аристократов
Напр., проведение первого Земского собора на Красной площади, обращение Ивана IV к народу во время событий 1564–1566 гг., практика общения с народом Михаила и Алексея Романовых и т. д. Думаю, отмеченные в этом списке русские цари, впрочем также, как и другие (напр., Екатерина II),
были просто хорошими психологами и, выражаясь современным языком, прекрасными имиджмейкерами, т. е. организаторами и создателями в общественном сознании нужного им представления о царе.
См.:
См.:
Там же. С. 219.
Это характерно и для Западной Европы, где сословно-представительные учреждения, начиная с английского парламента, в первые годы своей деятельности также не имели ни определенной структуры, ни компетенции, которые затем вырабатывались, как правило, в острой борьбе с монархами.
См.: