Ледобой. Азамат Козаев
и рук марать не придется – сам подохнет. Сивый молча стиснул зубы. Прятаться за собственную кровь… не этого ли ждет князь? Боги, боги, и чего взъелся?
– Время не ждет, бестолочи! – прошептал Безрод. – Вон за ворота!
– Я не расслышал. – Князь окатил Долгача, стоявшего ближе всех, жгучим взглядом.
– Время не ждет, бестолочи, – медленно, с расстановкой повторил Долгач. – Вон за ворота!
Отвада недобро ухмыльнулся.
– Этого с нами. Если здоров, как бык, так нечего за овцами бегать.
За городской стеной, на поляне, вытоптанной до единой травинки, люто бились дружинные, боянские и соловейские, по крупицам стяжая ратную премудрость. Бились на мечах, на кулаках, на секирах. Ядреный запах пота, щедро пролитого на землю, обещал буйную поросль весной. Земля, политая без жали, родит щедро, от души.
Безрод сидел у старого дуба, у всех на виду. Стоять не мог – ноги просто не держали. Лишь разок прервались, когда прибежал Извертень и что-то шепнул Долгачу, тот – Перегужу, и все трое в шесть глаз уставились на Безрода.
– Доплыл, – с удивлением в голосе возвестил Долгач. – На том берегу кровавый след оставил.
Парни, как один, повернулись к старому дубу, у ствола которого то ли дремал, то ли просто сидел с закрытыми глазами Безрод.
– Ну, чего встали, бестолочи! – рявкнул Отвада. – Трое с мечами ко мне!
Вечером Безрод шел назад медленно, отдыхая через каждый шаг. След во след шел Жало, бывалый воин, чьи длинные вислые усы доставали аж до груди. Теперь без присмотра не оставят. Сивый меж лопаток чувствовал взгляд немолодого дружинного и все гадал, кинжалом ли спину пронзает, до сердца достает или теплом ласкает, в спину подгоняет, будто ветерок попутный. Жаль, оглянуться не мог. Лишних сил не было.
Безрод замер на пороге избы, застив собою последний солнечный свет. Укрыл солнце без всякого умысла. Не терпение испытывал соседей поневоле, просто силы кончились. Прямо на порожке и кончились. Зубами скрипел, а двор прошел без остановки и на крыльцо поднялся, расправив плечи и подняв голову. А что плечи расправил криво и голову вздернул косо, в том не виноват – искусан мечами, словно медведь пчелами. На одной воле и дотянул. Под язвительными взглядами просто не мог рухнуть посреди двора, в шаге от избы.
Стоял, тяжело дышал и ждал сапога. Сапог незамедлительно прилетел и лениво стукнул в грудь. Безрод крепко держался пальцами за створ, только потому и устоял. Сделал шаг вперед и без сил упал на пороге. Где упал – там и на ночь остался. Никто из воинства не поднялся и даже бровью не повел. Безрод и есть безрод. Половик придверный.
А утром Перегуж, подходя к дружинной избе, почуял странное. Вроде сидит кто-то на порожке? Или кажется? Нет, не кажется! В самом деле, сидит человек на пороге, будто на жизнь обозлился. И сон ему не в радость. А подойдя к ступеням, воевода замер, будто истукан. Как занес ногу над порожком, так и забыл поставить. Сидит княжий подсудимец, к перильцам привалился. Глядит кругом так люто и зло, что, не взойди солнце вовремя – дневной свет от глаз займется. Ждет. Готов уже. Зубы