Над вечным покоем. Кирилл Вер
с тоской на моське, сидел Сенька – караульный, стороживший Речное под руководством Карабина. Его щеки и нос тоже сияли багром.
– Показывай, что у тебя там! – Юлька смотрела на Сеньку пытливым взглядом. – Давай, я говорю!
Марков посмотрел на Юльку. Лицо девушки выражало сожаление вперемешку с нетерпением. Ее темные брови нахмурились, а лоб, прежде гладкий, покрылся глубокими морщинами. Вид Юли смутил не только Сеньку, но и Волчка, переставшего мыть инструменты в тазу и повернувшего курчавую голову в сторону немой сцены. Никто не знал, что случилось с пареньком, а Сенька продолжал томить, не решаясь открыть печальную истину. Похоже, он и сам понимал, что дело дрянь. В кабинете повисла тишина, лишь кушетка едва поскрипывала в такт нервному подергиванию ноги молодого караульного. Марков решил, что зря пришел.
Покажу руку вечером.
– Ну же! – сказала Юлька более строгим голосом. – Я не могу ждать вечно! Мне еще этих старух нюхать. Живее! А ты, Волчок, мой давай!
После грозных слов в тазу вновь забулькала вода и залязгали инструменты.
Сенька виновато сглотнул слюну, а Юля продолжала сердиться:
– Ты че, не мужик? Похоже, нет, раз Карабин притащил за руку! Какого хрена тебя усатый вообще в караул взял, если тебе пеленку под жопу стелить нужно?! Не хочешь жить – вали из моего кабинета!
Слова Юльки привели парня в чувство. Дозорный стянул с себя валенок и принялся развязывать влажные портянки. В нос тут же ударил едких запах сырости и немытых ног. Волчок сморщился, а Юлька будто бы не заметила смрада. Сенька нехотя оголял ступни, а лекарь изнывала от нетерпения, потроша парня остервенелым взглядом.
– Что же ты копаешься? Бога ради, снимай это тряпье! – сказала лекарша недовольно. – Как будто я не знаю, что у тебя там.
– Нога распухла, Юлия Прокопьевна… – виновато произнес Сенька.
– Миш, поди-ка сюда, – позвала Юля Маркова. – Гляди.
– А-а-а-а? Зачем ему смареть… – начал было заикаться Сенька, но жена тут же шикнула, чтобы больной заткнулся.
Марков нехотя приблизился к столу. Юлька опустила взгляд и увидела перевязанную руку.
– А с тобой что? Тоже уснул в снегу? – не выходя из образа лекаря, проговорила Юлия Прокопьевна.
– Фигня, поранился, – сказал Марков, стараясь переключить внимание Юлии Прокопьевны.
Сенька дрожащей красной рукой стянул последнюю тряпку и обнажил конечность. Вид собственной ноги довел юношу до исступления. Караульный растерянно уставился на изувеченную часть тела, не веря, что она принадлежит ему. Тревога Сеньки оказалась не напрасной – ступню было не узнать, так безжалостно поработал старина мороз. Кожа превратилась в сухую бумагу, усеянную жирными пузырями, наполненными желто-красной жидкостью. Кончики пальцев будто перевязали у основания тугой бечевкой, и они стали напоминать раздувшиеся бочата, накачанные жидкостью цвета застоявшегося гноя. Пораженный участок истекал