Максимилиан Волошин и русский литературный кружок. Культура и выживание в эпоху революции. Барбара Уокер
глубокой внутренней потребности, но с целью извлечения материальной выгоды. Многие выступали против создания литературных произведений ради материальной выгоды: «Зачем деньги, дурацкая литературная известность? Лучше с убеждением и увлечением писать хорошую и полезную вещь», – считал дворянский романист Толстой[29]. «Нужно, чтобы литература не служила куском насущного хлеба. Пусть человек добывает его другим путем», – полагал Н. В. Шелгунов [Шелгунов 1862:238][30]. Писатель-реалист Горький отзывался о собратьях по перу, разбогатевших за счет потворства вкусам публики, как о «спекулянтах на популярность», «авантюристах», «кои смотрят на писательство как на отхожий промысел» [Телешов 1955: 189]. Автор анонимной публикации жаловался на практику торговли одним специфическим жанром литературного выражения, а именно мемуарами, с целью получения финансовой прибыли: «…теперь записки – денежная спекуляция»[31]. В XIX – начале XX веков те, кто не проявлял бескорыстного стремления просвещать читателей, но публиковал свои сочинения, преследуя материальную выгоду, подвергались осуждению, порой громкому[32].
На фоне видимого противостояния бескорыстия, с одной стороны, и корыстной эксплуатации в духе капиталистического рынка – с другой, традиционные структуры власти, выраженные в знакомствах и протекционизме, во многих смыслах могли казаться относительно совместимыми с «Я-Ты»-связями, присущими коммунитас. В частности, личные связи, имеющие в России длительную историю взаимности, а не иерархической эксплуатации, могли казаться менее конкурентными, более интимными, более близкими к тем идеалистическим взаимоотношениям, которые можно было бы описать как узы коммунитас. Эта гибридная социальная форма несла в себе определенный эмоциональный и культурный смысл. Более того, создавалось впечатление, что она работает: в среде литературной интеллигенции такие кружки играли определяющую роль в процессе институционализации.
Проблема литературных кружков и попытки решить ее за счет лидерства
Литературные кружки были поистине жизненно необходимы для институционализации литературы, но они необязательно хорошо исполняли свою роль. Многие из них были хрупкими с точки зрения структуры, имели тенденцию к внутреннему разладу, фракционности и распаду, что делало их сомнительной основой для институтов профессионального развития. Если литературный кружок распадался, что не было редкостью, то вместе с ним мог рухнуть весь проект, что шло во вред литературному сообществу и его стремлению внести свой вклад в национальный дискурс. Одну из причин такой хрупкости можно было бы отыскать именно в гибридной природе его социальной структуры[33]. Глубокие, всеохватные узы «Я-Ты», присущие коммунитас, необязательно оказывались совместимы с более прагматичными узами личных связей и протекционизма, а попытки их объединения не всегда заканчивались успехом. Некоторые интеллектуалы
Приводится в [Эйхенбаум 1922: 85]. Содержится в [Рейтблат 1988: 135].
Цит. по: [Рейтблат 1988: 135].
Без автора. Библиотека для чтения. СПб.: Л. Ф. Смирдин, 1835. Т. 8. Отд. V. С. 1–3. Приводится в [Тартаковский 1991:14]. По мнению А. Г. Тартаковского, автором был О. И. Сенковский. –
Я ни в коем случае не отрицаю существование рыночных отношений в литературе; безусловно, беспокойство по поводу этих отношений и враждебность к ним указывают на опасность, которую они представляли, в особенности для тех, кто был связан с созданием элитарной литературы. О капиталистическом рынке преимущественно массовой литературы см. [Brooks 1985; Holmgren 1998]. О жанре мелодрамы в связи с этой проблемой см. [McReynolds, Neuberger 2002: 1-24].
Как пишет Тёрнер: «Имманентные противоречия между спонтанной коммунитас и явно структурированной системой столь велики… что любая попытка совмещения этих модальностей будет постоянно нести угрозу разрушения структуры или удушения коммунитас» [Turner 1982: 49–50].