Deus ex machina. Николай Бизин
человеческой жизни?) от замка к замку и от одной прекрасной дамы к другой; представь Вийона меж кабаком и борделем ( и всегда грабителя и убийцу) на Большой дороге; представь восхитительных викингов… – интересно, к кому сейчас обращается эльф? К Господину ли Лошадей и людей или тем, кто им перечислен?
– Холодное Железо или Холодная Бронза – не все ли равно? И люди, и все еще люди всегда немыты и плотоядны.
И действительно, представьте восхитительных викингов (ведь глаза не умеют не видеть) на их плоскодонной, то есть почти птолемеевой посудине (но с драконьей головой на носу), груженой тухлым бочонком воды и тухлою солониной, и опять же месяцами немытых; представьте себе (и поставьте на их место себя) восхищенный вопль их вахтенного, который (по достижении очередного Винланда- некоей новой земли) обретает никем не превзойденное право заявить всему мирозданию:
– Именно я пришел сюда морями, которыми до нас никто не ходил… Поэтому здесь все – мое.
Представьте этот танец клинков (можно ли представить их плотоядными и месяцами немытыми?) – он ведется в таком темпе, который и необходим, и вместе с тем совершенно недостаточен, чтобы все сказанное мною об эльфах было и воспринималось как обычное бессмертие, обычная неуничтожимость; настоящий бой – это прежде всего честное убийство, то есть лишение души очертаний, могущих ее ограничить… Можно ли представить такую безграничную душу?
С другой стороны (ибо мир эльфов перевернут), обретение душой очертаний (или вдохнуть в глину дыхание жизни) – это тоже убийство, и его тоже можно именовать честным; с этой стороны первые люди давали неодущевленным вещам имена, навсегда заключая их в Имя, и так продолжалось до Грехопадения… И вот теперь люди дают вещам и друг другу маленькие имена – то есть вполне бесчестно вступают с этими вещами в бой, то есть вполне бесчестно убивают остальную бесчетность имен, то есть пробуют исследовать, чтобы стать богами. Ибо боги – наивысщие (и не ведающие о своей наивности) исследователи.
Таковы боги (ибо боги и есть наивозможные люди), высочайшие исследователи, которые рады убийству, для которых власть и все ее составляющие (ибо и власть у них дробится на дроби) – это уменьшать все более уменьшаемые имена, для которых в убийстве – свобода быть богами… Впрочем, для реального наблюдателя (который сам может перекинуться в боги) быть богом и наблюдать за богами суть одно, ибо боги – это такая форма речи или метафора (переход из одной природы в другую), как (предположим) человеческая гениальность – не более чем метафора речи, ее экзистенциальность; более того, и убийство, и смерть – форма речи.
Да боги радостны, а человеки тщетны, но и те, и другие убивают, Но убивают и эльфы – только иначе, то есть честно. Теперь вы (сторонние и могущие перекинуться в боги) как наблюдатели можете наяву увидеть, как развивается в своих бесконечных повторениях (и началах, и окончаниях) поединок двух эльфов и (если отделить одно от другого) танец их клинков (или беседа клинков) постоянно меняются…