Литературная черта оседлости. От Гоголя до Бабеля. Амелия М. Глейзер
функциональные различия между рынками, базарами и ярмарками вторичны по сравнению с их общей характеристикой – все это места, где происходила межэтническая коммерческая коммуникация.
В начале XIX века коммерческий пейзаж в Российской империи претерпевал серьезные изменения. Традиционные ярмарки уступали место постоянным рынкам, где производители продавали товары потребителям напрямую. Согласно Майклу Станиславски, это привело «к почти полному исчезновению бродячих торговцев старого типа, евреев и христиан. В этот период процветали только украинские ярмарки, но и там тоже оптовые торговцы играли все менее значимую роль, уступив свои позиции фабрикантам, продававшим товары собственного производства» [Stanislawski 1983: 174–175]. Рынки и ярмарки оставались важнейшим источником средств существования для множества евреев и украинцев, живших на Украине. Однако для украинцев, живших за счет сельского хозяйства, коммерческий пейзаж представлял собой псевдогородское пространство, которое они посещали для продажи продуктов и покупки товаров для дома. Евреи же, напротив, зачастую были ремесленниками, лоточниками, разнорабочими, винокурами и фабричными рабочими и могли заниматься своей деятельностью, только проживая вблизи коммерческого центра[16].
Чаще всего постоянный рынок располагался в еврейском штетле (рус. местечко, укр. містечко, польск. miasteczko). В царской России не каждое поселение могло считаться штетлом: это зависело от размера городка, его этнического состава, наличия церкви и рынка, а также присутствия в нем евреев[17]. Однако штетлы часто объявлялись деревнями и наоборот; все зависело от политической конъюнктуры и имущественных интересов. Так, в XVI веке статус местечка получило село Луково на Волыни: «В 1557 г. Станислав Мацеевский получил грамоту Сигизмунда Августа с разрешением переименовать село в местечко Мацеев» [Меламед, Куповецкий 2006: 56].
В XIX веке штетлами было принято называть небольшие городки, в которых имелись рынки и ярмарки. В селах же жили по большей части украинцы, а евреев было мало. Как правило, в селе не было рынка, однако там имелась церковь. Хотя обычно села были меньше штетлов, украинские села нередко бывали довольно большими, и в них проживало несколько тысяч человек.
В восточноукраинских штетлах, размеры которых сильно варьировались, евреи составляли свыше половины населения[18]. Дома богатых евреев и синагога часто строились на рыночной площади. Однако различные группы постоянно сражались между собой за право застолбить удачное место. В историческом путеводителе по украинским местечкам Лукина, Соколовой и Хаймовича описывается, как это происходило. В местечке Тростянец Подольской губернии
…дома евреев вместе с их лавками и магазинами располагались преимущественно в центре местечка вокруг рыночной площади и на ближайших к ней улицах. После того как становой пристав построил в районе вокзала два больших дома с магазинами, он, чтобы избавиться от конкурентов, запретил евреям селиться поблизости [Лукин, Соколова, Хаймович: 269–270].
Торговые
Хороший обзор экономических условий жизни евреев в Восточной Европе конца XIX века см. у Ледерхендлера [Lederhendler 2009:1-29]. О крепостном праве и роли государственных крестьян в российской экономике см. у Крисп [Crisp 1976: 55–95].
Как пишет историк Стивен Ципперштейн, «в России XIX века главное отличие
Йоханан Петровский-Штерн приводит следующую статистику для конца XIX века: «Евреи в целом составляли 4 % от общего населения Российской империи, 10 % от населения юго-западных губерний, 14 % от населения правобережной Украины, 32 % от населения украинских городов и 53 % от населения украинских штетлов. В то же время около 80 % из 17 млн украинцев проживали преимущественно в сельской местности» [Petrovsky-Stern 2009: 18].