Никто не пострадал. Ксения Корнилова
полчаса. В третий раз подливая в свой стакан виски, мужчина закурил, наплевав на то, что жена просила его не дымить в квартире. Сама Брук даже не обратила на него внимания, смотрела в окно и чувствовала, как подергивает левый глаз, – должно быть, нервы. Наконец их дочь появилась на пороге, уже умытая и переодетая в чистый спортивный костюм. Капюшон она надела на голову, несмотря на то, что в номере было довольно жарко – хоть так старалась не привлекать внимание к своему изуродованному лицу.
Она что-то говорила, говорила – слова не укладывались у Брук в голове. Этого просто не может быть! Не может быть, чтобы в этот упоительный вечер, когда она наслаждалась своей роскошной жизнью в компании друзей и любимого человека, когда они занимались любовью прямо у барной стойки, когда она жмурилась от удовольствия, доедая нежнейший торт, с ее девочкой могло твориться такое.
Слова все не иссякали. Не выдержав напряжения, женщина сорвалась.
– Я не знаю, чего ты хочешь. Но так нельзя! Ты хоть представь, как это отразится на нашей репутации? А если кто-то узнает, что тебя туда заманили… деньгами? Неужели мы не обеспечиваем тебе того, что…
– Мама, речь сейчас не об этом. – Дочь закатила глаза, как делала всегда. – Они… должны поплатиться за это. Но я понимаю – без вас мне никто не поверит! Тем более что я несовершеннолетняя! Вам что, плевать на то, что они со мной сделали? Пап?!
На Дарене не было лица от злости. При одном взгляде на него у Брук защемило сердце – таким она его еще не видела.
– Ты зря помылась, дочка, – процедил он. – Теперь трудно будет доказать, что…
Девушка не дала ему договорить. Схватив ключи от его автомобиля, лежащие на барной стойке, она бросилась вон из номера.
– Погоди! – Брук побежала за ней. Следом и ее муж.
Они нагнали дочь в лифте. Совершенно безумная, она не хотела ничего слышать, и не оставалось ничего другого, как согласиться поехать с ней. Хоть что-то Брук хотела сделать правильно.
За руль села девушка – Брук и Дарен слишком много выпили за вечер. И хоть огромный кадиллак и не был идеальным выбором для молодой, едва научившейся водить дочери, ничего другого не оставалось, как согласиться. Ждать такси и даже подниматься за ключами от миниатюрной машины матери она не соглашалась.
Полил дождь. Сидя на заднем сидении, женщина вжималась в кожаную обивку и закрывала глаза, когда они на скорости проезжали очередной перекресток, поднимая вокруг себя фонтаны грязной воды. Это все было похоже на сон. На страшный сон. На кошмар. Но не хватало сил проснуться.
Дарен пытался уговорить дочь успокоиться, развернуться, поехать домой, но девушка не слушала. Она научилась игнорировать их и теперь не реагировала, уставившись остеклевшими глазами перед собой, но не видя дороги и не реагируя на сигналы светофора.
– Милый, прекрати, ты что, не видишь – ты делаешь только хуже, – шептала ему на ухо жена, пытаясь усмирить разгневанного впервые в жизни мужчину. – Она же ребенок. И мы… мы ее родители, мы должны ей показать, что мы верим.