Торговец отражений. Мария Валерьева
принципиально не соглашалась с тем, что у опоздания могут быть оправдания, и всегда приезжала минута в минуту. По Грейс можно было сверять часы. Но Руби так не думала и пришла через десять минут после того, как Грейс уже неторопливо сняла верхнюю одежду, заняла любимый столик в углу у окна, сделала заказ и полюбовалась золотисто-оранжевым сиянием, в котором Ластвилль казался сказкой.
Руби всегда извинялась за опоздания, но никогда не переставала опаздывать. И в этот раз она, скинув куртку и усевшись напротив, выпалила извинения и поскорее заказала себе кофе и сэндвич.
Руби долго приводила себя в порядок, говорила какие-то бессвязные вещи. Она была взмыленная, расстроенная, собранная и развалившаяся одновременно. Явно не спешила на встречу, но выглядела так, словно бежала со всех ног. Грейс знала и не тревожила ее до тех пор, пока Руби сама не решила ответить. Это случилось после того, как принесли заказ.
– Шеннон доведет меня! – первым делом сообщила Руби и вгрызлась в сэндвич с лососем.
– Это почему? – поинтересовалась Грейс и сделала глоток кофе.
– Будто бы причин мало! Послал же Господь парня! – воскликнула было Руби, но осеклась. – Или Осборн доведет! Или один, или другой! Или оба! – продолжила Руби и откусила еще кусочек сэндвича.
– А Осборн чем доведет? – спросила Грейс.
– Будто ты не знаешь!
– Не представляю.
– Своим эго раздутым, вот чем!
– Эго? – Грейс улыбнулась.
– Конечно! А чем еще?
– Не замечала за ним никаких происков эго.
– Не замечала? Да конечно ты не замечала! К тебе-то его эго не имеет отношения. Это он к другим как к дерьму относится! Боже, прости за такие слова!
Грейс спрятала улыбку.
– Ну, Руби, ты просто расстроена. Выпей, поешь, успокойся.
– Расстроена?! Да я в ярости, Грейс! И не делай вид, что не понимаешь, о чем я!
– Я не очень понимаю.
– Ты все всегда понимаешь, не прикидывайся!
– На что ты намекаешь?
– Я даже не пытаюсь намекать! Я говорю прямо: человечность Осборна опустилась ниже Марианской впадины!
Если бы Грейс не привыкла скрывать истинное отношение, лицо бы скривилось от отвращения к такому тривиальному сравнению. Но Грейс осталась спокойна.
Руки Руби подрагивали от негодования. Она успокаивалась и вновь злилась, и даже глаза ее, казалось, сверкали от ненависти ко всему живому. Она знала, что должна объясниться, но не всегда могла подобрать нужные слова.
– Осборн не пускает Шеннона в студию, – начала Руби, чуть уняв злость.
– Как так не пускает?
– А вот так! Вообще, даже внутрь запрещает заходить, пока он там!
– Запрещает заходить? – удивилась Грейс.
– Да, вот запрещает! И все равно ему, что Шеннон тоже не последний человек, что у него деньги есть на студию и на все остальное, что у его родителей хоть какие-то связи могут быть! Ему будто бы все