Варенье из падалицы. Алексей Алёхин
лицом спортсмена и нецензурным выражением глаз.
Через ветви, не задев их, серым снежком пролетела птица.
Без нее моя жизнь была неполна. А с ней сделалась чрезмерна…
В коридоре висел телефон-заика, не выговаривавший половину слогов.
Реликтовые паровозные водокачки с красными клювами, уцелевшие на запасных путях.
Статуя мудреца, задумавшегося столь крепко, что птицы свили гнездо на его мраморной плеши.
Совсем взрослые школьницы, с омутками блуда в глазах.
Ее похоронили в джинсах и кроссовках.
На окровавленной необъятной плахе мясники в своем закутке играли в шахматы.
Трижды консул, автор «Рассуждения о водопроводах Рима».
Бабушку время от времени навещал мальчишка с четвертого этажа – он всегда приходил со своим большим желтопузым котом, свисавшим у него на руках до самого пола.
Облака уходили на закат, как окровавленные эшелоны.
Маленькая черная собачонка с таким надменным взглядом, точно она величиной с корову.
Сад заполонили маленькие квадратные жучки в красно-черных камзолах.
Красноватые раскаты грома.
Грузинские женщины с изумительно жужжащими голосами.
Старые тбилисские гостиные в жирной позолоте.
Тень от серьги покачивалась на ее щеке гроздью разноцветных пятнышек.
Из полукруглого, единственного горевшего во мраке окна лился такой мертвенный свет, точно там в комнате взошла луна.
Вот и наступил век мытарей.
Донос был написан старинным почерком, с завитушками и нажимами.
Правительственные воззвания все больше походили на тосты.
Трупы деревьев вокруг пожарища так и остались стоять, протягивая скелеты ветвей к пасмурному небу.
1990
Лежать бы и читать книжки про кораблекрушения.
По коридору все время шмыгали какие-то пыльные старушки.
Сладковатый трупный запах индийских сигарет.
В истории голубиного племени эпоха многоэтажных домов стала золотой страницей.
Латынь всегда напоминает о болезни.
В воздухе, как клоунские штаны, повис полосатый парашют.
Это был человек-волчок. Стоило ему перестать вертеться, как валился на бок.
В спирту томился мозг гения, похожий на кочан цветной капусты.
Молодость прошла, оставив на губах вкус дешевого вина и губной помады.
Очередь за желтенькими цветочками на мясистых стеблях оказалась очередью за весенними огурцами.
Лимонные японские улыбки.
Над поселком целый день тарахтели маленькие самолеты, будто там ползали трактора, вспахивая небо.
Хорошая погода как Царство Божие – она внутри нас.
Изувеченные селекционерами розы.
К заросшему тиной пруду брели, как паломники, детсадовцы, предводительствуемые толстой теткой.
Девушки ушли и унесли свои маленькие груди.
В колодце двора, снижаясь кругами, плыло выпавшее из какой-то птицы