Белые одежды. Не хлебом единым. Владимир Дудинцев
Побияхо.
– Бегает? Бегай, бегай, это полезно. А худеть – нехорошо.
– Курить бросил, – сообщила Анна Богумиловна. – Не курит.
– Вот это правильно, – похвалил академик. – Сейчас такое время. Все силы надо – в одну точку.
И процессия двинулась дальше.
– Так я что говорил? – загагакал академик, обернувшись направо и налево, возобновляя беседу. – Сначала войска, надев красные и голубые мундиры, выстраивались в колонны и палили друг в друга. Как дуэль. А потом появился цвет хаки. Маскировка. Куда ни посмотришь, везде поиски в области тактики. Сама природа указывает путь. Кто видел, как фаг впрыскивает себя в тифозную бактерию? Никто не видел? Что ж это вы, товарищи? Нехорошо… Ну и я, по секрету признаюсь, тоже не видел! Но книгам верю. Не всем, правда. Он впрыскивает себя в нее и разрушает ее изнутри. Имеющий уши да слышит. Вейсманисты-морганисты давно надели хаки и впрыскивают свой яд в сознание наших молодых… Я, конечно, неточно привел здесь… с бактерией. Занесло батьку…
Все вокруг весело загудели.
– Но мы в своей компании и поймем как надо. Стоять надо крепко, товарищи. Враг опытен и про капитуляцию не думает… Фонарик такой бывает. На дне морском… Прогрессивный такой свет. Приветливо мерцает, понимаешь. А килька и бежит, и бежит. А под фонариком – пасть. Как гараж. Не подозреваешь, а уже в ней два часа плывешь… Уже хода назад нет, а ты все плавничками помахиваешь. Рыба-удильщик или как ее… Килька не понимает. Но мы должны бороться за кильку. Не отдавать. У них тактика какая? Я ж их знаю, весь в синяках. Они – начетчики, затаскивают в дебри теории. А я ж не знаю этих Кювье и всех этих ламатрификаций. Этим я и отличаюсь, и признаю открыто – да, я не знаю, где и что сказал Кювье. Раз о Кювье до сих пор говорят, значит был не дурак. Все-таки животное мог по косточке восстановить. Ну и пусть. Но я тоже время не терял, у меня опыт, наблюдения… Практика. А практика, она всегда оптику, как заяц лисицу…
Смеясь и перебрасываясь шутками, подошли к ректорскому корпусу. Здесь все опять остановились. Академик положил руку на плечо Федора Ивановича. Плотно обтянул губами выпуклые зубы, но губы опять разошлись:
– Значится, так. Ступай, сынок, к себе и жди. Мы сейчас с Петром Леонидычем посидим у него, побалакаем малость… посекретничаем… И я приду к тебе. Есть серьезный разговор.
Федор Иванович ушел к себе. Часа через два голос академика послышался в коридоре. Федор Иванович вышел встречать. Академик опять был окружен свитой, медленно шел, даря направо и налево свои солоноватые шутки. Его валенки оставляли на каменном полу мокрые следы, и свита с почтением смотрела на эту воду. Увидев Федора Ивановича, он простился со всеми, и оба закрылись в кабинете.
– Дверь не запирай, – сказал Кассиан Дамианович. – Слушай… Тут у вас где-то есть горячий душ. Организуй, а? Полотенце, мыло найдется?
– Конечно! Сейчас зайдем ко мне, все возьмем и – к механизаторам. У них душ при механической мастерской.
Федор Иванович сходил на разведку