Химера. Последний поход. Эд Кузиев
шёпот, одурманивая разум и выметая мысли прочь из головы.
Краем глаза Я заметил, как Девы обнажились и обходили вокруг меня, намазывая моё тело опарой и посыпая зёрнами и мукой. Всё быстрее и быстрее кружились Тая и Маланья, закутывая меня в кокон из теста, и лишь голова была открытой.
– Хватит. Тяни его в печку, – произнёс Знахарь, а сам кинул из мешочка что-то синее. Порошок вспыхнул ярко, и от его света Я потерял сознание.
Очнулся Я по привычке от голосов.
– Смотрите девки, совсем чёрный хлебушек, но то не зло, что сам причинил, а то зло, что руками разгребал, потому и пачканый злом, как сажей. Не всё бело, что чисто. Как оторвёте всё от кожи, тащите в помывочную. Смотри, чтобы хлебушек скотина или люд не съел. Горя не оберёмся. А с тобой, старик, пойдём готовиться отужинать, есть о чём побалакать старым людям.
Затем пришли чувства. Чуял, будто кто-то отрывает от меня кожу и тут же смазывает место холодной мазью, что затупляет боль и даёт оздоровление.
– Молодой совсем, а Трофим сказал, что он – Святоч. Как из сказаний…
– Та ну, те же – богатыри, считай, а этот малохольный, да ещё и лысый совсем.
– Дура ты, Тая, видишь ожоги не сошли ещё. Горел парень и совсем недавно.
– Сама ты дура или виды на него имеешь? Собралась просить отца, небось? Тебе лучше к ветерану, он в том деле толк знает, быстро тебе тропинку к детям проложит во Славу Рода! А с молодым заблудитесь по дороге.
– У самой-то глаза горят. Хочешь новой крови получить, забыла уже про Михаила? А он из-за тебя в дозорные подался. Служит теперь вместе с лучником Еремеем. А тот нелюдимый совсем, – отозвалась Маланья. – Хватит болтать, давай обмоем его, а потом к ужину готовить нужно.
Меня перевернули на живот и начали тереть щёлоком. Смыв остатки теста со всего тела, мягко просушили полотенцем, аккуратно промокнув обновлённую кожицу.
– А если отец не принял решение, оставить ли его на ночь? – неожиданно спросила Тая.
– К чему тогда рубашку обрядовую принесли? Побуди его, нужно имя выспросить да порадовать с новым рождением, – отозвалась Маланья.
– Очнись, добрый молодец. Время праздновать, – похлопывая меня по щекам и плечам, дождалась, когда Я очнусь.
Раскрыв глаза, узрел двух обнажённых Дев, что не смущались своей наготой, а больше пытались меня раззадорить. Дар указывал азарт и предвкушение.
– Как имя твое, зановорожденный?
– Я – брат Церкви и Храма, Светоч Путеводный, Босик. Расскажите, к чему меня готовят?
– То Хранитель общины скажет, а нам не велено. Вещи твои на чистке. Возьми одежду приготовленную да поршни. Ждём тебя в общинном доме, – произнесла Маланья.
Девы натянули сарафаны и, весело смеясь, помчались на перегонки по чистому снегу. Я глубоко вздохнул приятный запах трав и хлеба, а затем оделся. Неожиданно для себя решил пройтись босиком по белой скатерти-тропинкe. Потому, перекинув обувку через плечо, вышел на улицу. Тело сразу же стало исходиться паром, а лицо приятно защипало от мороза. Забытое чувство, когда ноги