От судьбы не уйти. Мария Латарцева
свое время, и молитве – тоже. Татьяну батюшка не трогал.
С ранних лет целый год напролёт девушка пряла, ткала, обшивала всю семью и даже дальнюю родню, сама наряжаясь исключительно в мутно-серые мешковатые одежды. Сельчане, привыкшие при виде её глядеть в пол, в большей половине своей не знали достоверно возраста Татьяны. Высокая, по-детски угловатая, в висевших, как на жерди, нарядах, даже в молодости она не вызывала пусть хоть мимолетного интереса, но было у девушки то, чему завидовали в округе все молодицы – голос. Низкий, грудной, бархатистый, он выгодно выделялся даже на фоне давно спетого церковного хора.
И ещё была у Татьяны некая отличительная черта – в лес за грибами и ягодами ходила зачастую одна, и всегда возвращалась с полной корзиной до верха. Поговаривали, будто знала она, чего другим не дано – с лесовыми да полевыми на короткой ноге была. Честно говоря, где-то в глубине души Филипп побаивался свояченицы, но за то, что Павла не баловала, в строгости его держала, мог ей что угодно простить. Третьего дня Татьяну с Павлушей он отвёз на время к тестю. Поближе к Настиным родам она обещала вернуться.
Подошёл к жене, обнял её, почувствовав, как бьется в ней ребёнок.
– Не спится тебе, – молвил укоризненно, – нужно побольше отдыхать, силы в себе копить, скоро понадобятся. Ещё один помощник будет! Сын!
– Дочка, – прошептала Настя, прижимаясь к мужу. – Прасковья. Парасочка.
– Кого Бог пошлёт, – согласился без лишнего слова, хотя в душе надеялся, что снова будет хлопец – дочь кормят чужим людям, а сына – себе. К тому же за дочерью приданое принято давать, скотину какую, да пару-тройку десятин земли, а сын по природе добытчик, сам своё возьмёт, а повезёт, то и с наваром, с лихвой.
Филя довольно вспомнил свою женитьбу – за Настей тесть отмерил межа в межу с их пашней добрый кусок, да и сенокосом не обидел. Неожиданно подумал: «А если бы не земля, взял бы её за себя или внимания не обратил бы? Уж слишком вутлая да неказистая, к тому же тихая да спокойная, будто серая мышка». Подумал так, и сразу же засовестился. Обнял жену и так сильно прижал её к себе, что та испуганно отстранилась.
– Ты в дом иди, Настёна, а я немного задержусь – ещё разок подворье обойду. Иди-иди, родная, – увидев, как неохотно поворачивается супруга, пожурил, словно малое дитя. – Иди в дом, видишь, на улице сыро, прохладно. Скоро рассветёт.
Он добавил в лампе огня, чтобы подробно разглядеть, куда девался лис. Старые люди говаривали, что с этим зверем аккуратно нужно быть, а вдруг в хозяйство принесёт какую заразу. «Надо бы известкой в курятнике протравить», – строил он планы на завтра, но утром не срослось – у Насти отошли воды. Авдотья выгнала домочадцев из комнаты, истопила печь, приготовила немалый казан кипятка и стала ждать, когда у роженицы начнутся схватки.
В ожидании прошёл весь день. С наступлением темноты повитуха призвала Филиппа, дала ему в руки полотняный рушник и заставила давить на живот жены от груди, чтобы заставить ребёнка